Рейс

А накануне все складывалось так удачно: небольшой морозец, солнышко… У Сергея Прохорова, директора московского бюро «Лос-Анджелес геральд», рядом с дачей была своя накатанная лыжня – в лесу, который начинался прямо через дом, за канавой с мостиком. Пробежал по ней пять километров. Даже не пробежал, а пролетел. Лыжи сами его несли – не остановить. Успевай только палками отталкиваться на поворотах и некрутых подъемах и спусках. В поле за лесом, на открытом месте, ветерок обжигал лицо, а в лесу – тишь да благодать. Пока катался, Сухроб, работник-таджик, топил сауну. К возвращению было натоплено аж до девяноста градусов. Топили только дубовыми дровами. Для аромата. Да и в самой сауне по стенам висели дубовые, березовые и можжевеловые веники. На полках под полатями стояли плетеные корзиночки с сухими травяными смесями из душицы, тимьяна, шалфея, медуницы и аира болотного. Не только сауна – весь дом наполнился ароматом трав. Даже пушистый черный кот по имени Эл Би (Лорд Байрон) валялся в кресле, раскинув лапы, не ныл и не просил есть. Просто лениво наслаждался разливающимся по всему дому душистым теплом.

Вернувшись с лыжной прогулки, краснолицый и разгоряченный Прохоров, не раздеваясь, выпил бокал своего любимого ледяного «Кир Рояля». Потом еще один. Когда, наконец, снял лыжную форму и ботинки, бутылка была пуста. Сухроб вскипятил воду, заварил чай и ушел к себе во флигель курить свою травку и вспоминать жену и детей в горном ауле на Памире, где он не был уже больше года.

Последнее время Прохоров, если не в командировках, почти постоянно жил на даче рядом с городком Истра под Москвой и в столицу наведывался урывками. Только по работе. Со своей второй женой Сергей развелся четыре года назад и с тех пор жил один. Если не считать двух таджиков – «челяди», как он их про себя называл. Готовить ему приходила Нина, дородная, румяная вдовица лет сорока из соседней деревни, которая иногда оставалась ночевать. Детей у Сергея было двое, оба от первого брака, но они с их мамой жили в Германии. В сорок четыре года эстету и сибариту Прохорову больше не хотелось обзаводиться семьей, выслушивать указания, нотации, упреки в том, что он плохой и неверный муж, невнимательный и безразличный отец, эгоист, лентяй и бабник.

Прохоров был душой компаний. Когда хотел, умел быть обаятельным, по-актерски рассказывал анекдоты, играл на гитаре, сносно пел романсы, подражая Валерию Агафонову. Его любили. Мужики – за то, что он был щедрым, веселым, компанейским. Девушки и женщины – понятно за что. Последним его увлечением был краткий роман с Джейн Эшли, который так ничем и не завершился. Они были слишком разными. Но для нее до недавнего времени он так и оставался единственным мужчиной, в котором она видела именно мужчину, а не только коллегу-журналиста. Он же был рад, что вовремя расстался с этой эмансипированной сукой и истеричкой. Коллеги по профессии ему откровенно завидовали. В их среде почти все знали, что его, непонятно за что, ценит и привечает сам президент Пухов. Ни для кого из них не было секретом, что Пухов всегда выделял Прохорова среди других и, как правило, разрешал ему задавать нелицеприятные вопросы.

Прохоров был универсальным профессионалом. Он умел делать все: снимать фотографии, писать статьи на двух языках (английским он владел так же свободно, как и родным русским), брать интервью.

Начинал он работать в своей газете двадцать лет назад как переводчик. Потом стал репортером, фотографом и пишущим коррес­пондентом. Последние два года был директором бюро. Но ввиду повальных сокращений, вызванных газетным кризисом, его корпункт вот-вот должны были закрыть, как уже закрыли газетные представительства во многих странах. Если бы не разгоревшаяся на пустом месте российско-украинская война, газета ликвидировала бы московское бюро уже в этом году. Но нет худа без добра. Тысячи людей гибли, теряли кров, работу, родных, семью. И кто-то должен был рассказывать миру об этих трагедиях и получать за это деньги.

Последняя командировка выдалась особенно кровавой. Сергей оказался под Мариуполем, где украинские десантники и добровольцы отчаянно и самоотверженно сдерживали прорыв российских ­войск. И выстояли, несмотря на огромное превосходство врага в живой силе и технике. Сергей провел в окопах четыре дня и четыре ночи, чудом остался жив и снял такие «сумасшедшие карточки», что многие из них его газета даже не могла опубликовать.

– Снимки потрясающие, но слишком графические, – дипломатично сказал старший фоторедактор. – К сожалению, мы не можем допустить, чтобы дети, случайно открывшие газету, увидели разлетающиеся на всю первую полосу мозги или вываленные по всему развороту кровавые внутренности. А так съемка, конечно, запредельная. World Press Photo, как минимум.

Прохоров не страдал запоями, но после таких командировок, а они случались все чаще и чаще, не находил другого способа вновь адаптироваться к мирной жизни, кроме как выпить рюмку-другую.