Рейтар

— Позиция у валашцев лучше, они занимают высоты. Но у нас численное превосходство, хоть и небольшое, а также мы сыты, у нас хватает и патронов, и снарядов. Место нашему полку по диспозиции отведено на правом фланге… где мы сейчас и находимся, — он вроде как шутке ухмыльнулся. — Какие будут приказы дальше — не знаю, просветить вас не могу. Думаю, что будут такими, какие обычно дают лучшим рейтарам войска. Об этом подумайте. Идите к сотням, поговорите с людьми, пусть будут готовы. Завтра мы должны показать все, что умеем. Если все сделаем правильно, то война закончится.

Ощущение грядущей битвы висело в воздухе грозовым облаком облаком. Даже бойцы моей сотни, вроде бы прошедшие огонь и воду наемники, были непривычно сосредоточены, в лагере не слышно ни шума, ни песен. Кто оружие чистит, кто снаряжение чинит, кто еще чем-то нужным занят. Что-то будет, скоро что-то будет.

У палатки Барат меня встретил, сказал:

— Старший, я твоего Кузнеца почистил, сияет как самовар.

— Спасибо, — я хлопнул своего вестового по плечу. — Сам-то готов?

— Да я уже ко всему готов, старший, — засмеялся он. — Что бы ни случилось. Когда начнется?

— С рассветом, похоже. Выспись. И не ешь с утра, сам знаешь.

Собрал взводных, поговорил. О чем? Да ни о чем, чтобы просто готовы были. Люди все опытные, ничего я им нового не открою. Бой так бой, отдых так отдых. Завтра — бой. Вот и все. Поставил задачи, а потом все спать разошлись.

У сотника палатка своя, путь и маленькая. Можно лечь, закинув руки за голову, подумать. Появилась возможность закончить свой путь честным солдатом, в честном бою? Может и так. Хотя, мне бы еще смерти Орбеля дождаться, я его пережить клялся. Глупо в таком клясться, не моя на то воля, долго жить или недолго. Да и зачем мне долго? Что мне тут с этим «долго» делать? Нечего, совсем нечего. Подохнет Орбель — и незачем дальше жить будет, сам смысл существования потеряется. Я сейчас как инструмент, для единой работы предназначенный: сделал ее — и можно выбрасывать.

Проснулся рано, еще до горниста, и быстро, со странно свежей головой для такого времени. Сел как подкинутый, потряс головой. Внутри словно сжалось все — сколько не воюй, а все равно каждый раз вот так, все нервы на кулак намотаны. К подъему даже умыться успел, потом кофе напился, но есть не стал, как и все остальные, кто раны в живот опасается.

Потом началась суета и беготня. Люди забирались в седла, десятки строились во взводы, взводы — в сотни, из сотен собирался полк, вытягиваясь на плацу в длинную линию. Затем линия превратилась в колонну и полк, оторвавшись от своих обозов и лазарета, оставшихся в лагере, на рысях пошел туда, куда направила его воля полководца.

С юго-запада доносилась артиллерийская канонада, клубы пыли и дыма поднимались над линией холмов, затягивая голубое утреннее небо. В распадке между холмами горела деревня, вся, даже сады пылали. Навстречу нам по дороге брели редкие беженцы из тех, кто наивно надеясь на лучшее, оставался в своих домах до последнего момента. Брели, неся на себе узлы или толкая тележки — лошадей давно ни у кого не осталось, здесь уже давно всем правил голод.

Валашская артиллерия отвечала рисской редко и мало, думаю, что оставшиеся снаряды они берегли на сам бой, давая возможность пушкарям из Рисса избивать их позиции. Маневры противника нам видны не были, да и свои собственные с позиции сотника понять трудно. Полк прошел за линией фронта, после чего разместился в распадке между двумя линями холмов, ожидая дальнейших приказов. Лошадей держали под седлом, личный состав от них не отходил — только дай сигнал, и через пару секунд полк помчится куда прикажут.

— В резерв определили, это неплохо, — сказал подъехавший ко мне сотник Эйрик Длинный — немолодой, лет пятидесяти уже, худой и высокий северянин со шрамом от сабельного удара через все лицо. — Глядишь и достанется только отступающих гнать.

Я пожал плечами:

— Не думаю. Армия рисская, а полк бакенский, что его беречь станут?

— Тоже верно, — равнодушно согласился Эйрик.

Хотел добавить, что мы в бакенском полку вообще ничейная сотня, да не стал. Тот и сам все понимает.

Канонада усилилась, а сквозь нее уже пробивалась винтовочная трескотня. И вроде как протяжное «а-а-а-а» — пехота где-то в атаку идет, неподалеку от нас. По моим прикидкам выходит, что основной удар рисских сил идет на левый фланг валашской армии, а нас здесь если и держат, то для того, чтобы вовремя успеть ввести в прорыв, отрезать противника от путей отступления. Так, по крайней мере, по военной науке выходит.