Дома было жарко натоплено. Амброж включил новенький радиоприемник, купленный как-то Яной. Передача не мешала ему, покуда он брился и мылся. Потом показалось — сейчас не стоит отвлекаться на все, что так или иначе связано с кучей непроданного товара там, в кузне. Пускай себе радио болтает и играет что угодно. Придет время, когда все встанет на свои места! Он даже позволил себе пророчески рассмеяться в наступившей тишине и почувствовал, как взыграла в нем сила. Поставил на стол вино. Начал сворачивать цигарку, но, не удержавшись, откупорил бутылку и сделал долгий глоток. Улыбнулся себе в зеркальце, прикрепленное к стене под вышитым кармашком для расчесок, заметил в своем взгляде озорной блеск. С минуту разглядывал себя, поглаживая чисто выбритый подбородок. Лихо подморгнул, напустив на себя лукавство: «В сорок лет мужчина может еще доставить бабе немало радости. Я был у нее первым и, надо полагать, нравился ей. Что верно, то верно!» Амброж кивнул головой и окинул кухню самодовольным взглядом. Все ему казалось здесь новым, праздничным. Заботы, что связывали его по рукам и ногам, едва только он переступал порог кузни, сейчас казались мелкими и ничтожными. Дела как-то шли, как-нибудь пойдут и дальше. «А почему бы мне не вступить в кооператив вместе с остальными? Вступлю. Но прежде надо что-то сделать с рекой, окоротить ее нрав, и не только потому, что она отняла у меня жену».
И вдруг его пронзила мысль, которая, казалось, вовсе не соответствовала этой минуте сладостного ожидания: «В нашей низине нет смысла что-либо предпринимать, пока мы во власти реки». Уже не хотелось задумываться, насколько это его соображение просто зацепка, позволяющая оставить все по-старому, а насколько оно вызвано все-таки заботами об общем благе. На душе сразу стало легко, словно камень свалился, вернулось почти позабытое удовлетворение собой.
Роза появилась бесшумно. Он даже не слышал ее шагов на крыльце. Так же бесшумно притворила за собой дверь, прижалась к ней спиной и обвела взглядом ярко освещенную кухню, будто все, что увидела здесь, выглядело именно так, как она ожидала.
— Вот и я, Амброж!
— Как хорошо, что ты пришла, — сказал Амброж признательно и помог ей снять пальто. Она охотно приняла его помощь, но так и осталась стоять, тупо уставившись на стол с бутылкой вина. Амброж не заметил, что лицо ее передернула болезненная судорога: она тут же опустила голову, и темные волосы закрыли ей глаза.
— Погаси свет! — приказала она вполголоса.
Амброж бросил на нее смущенный взгляд, но, прежде чем успел что-нибудь произнести, Роза, сама дунув, погасила керосиновую лампу. Молча подошла к дивану. Он услыхал, как зазвенели пружины. Потом стукнули об пол сброшенные башмаки и зашелестела одежда. Когда он наконец заставил себя сдвинуться с места, в голове гудело и удары сердца рвались прямо к горлу. Он пробирался в темноте на ощупь, пока пальцы его не коснулись обнаженного тела. Опустившись на колени, он стал покрывать поцелуями ее живот и грудь, его руки ласкали ее бедра и шею, растерянно метались, словно желая всю ее сразу заключить в объятья. Не зная, как избавиться от этой неожиданно нахлынувшей растерянности, он боялся хотя бы на секунду оторвать руки от ее тела и не замечал его безучастного оцепенения. Дрожащим от волнения голосом он все шептал: «Роза! Роза, прошу тебя…» — как будто умолял прервать эту страшную муку наслаждения. И вдруг, неожиданно для себя, в бессилии откинулся навзничь, непонимающе подняв глаза вверх. Его трясло словно в лихорадке. Отчаянию не было предела. Он слышал спокойное, без тени волнения дыхание Розы…
— Я подожду, — бросила она, и в голосе ее не было насмешки, лишь деловитость, как будто она хотела сказать: «Ничего страшного, ты просто давно не был с женщиной! Я подожду, для этого я и пришла!» У него было огромное желание заорать: «Нет, не только для этого, нет! Роза, ведь я… Да, я хотел спать с тобой! Этого хочет от женщины каждый мужчина. Но мне этого мало. Я жду от тебя большего!»
Тьма словно отступила, стали слышны и тиканье часов, и слабый шепот реки. Он поднялся, сел и, случайно дотронувшись до Розиного тела, отдернул руку. Это была не брезгливость, а скорее смущение.
За окном дрожало бледное сияние снега, и на его фоне четко вырисовывались контуры бутылки. Амброж потянулся за ней.
— Зачем ты это сделала, Роза? — смог он наконец выдавить.
— Что?
«Ничего не понимает. Или, наоборот, слишком хорошо знает, что загнала меня в угол, поиздевалась, как могла…