Река

Он твердил одно и то же: «Я был мертвецки пьян и уснул! Ничего о той ночи не знаю!» Ему опостылели бесконечные советы, которые приходилось выслушивать в мучительно длинные дни и вечера. «Тебе легко отпираться, когда ты такой здоровенный детина!» — сказал ему хилый человечек с синяком под глазом. Он поджег свой дом вместе с постройками, чтобы не объединиться с односельчанами в кооператив и не нарушить обычая предков, которые из рода в род маялись, перебиваясь с хлеба на квас на двух несчастных гектарах земли, и завещали ему то же самое. Кузнецу опостылели и те, кто заблуждался, и закоренелые ненавистники нового строя, которые во всем, что сейчас совершалось в стране, видели чуть ли не конец света. И вот здесь, среди таких, — он, «убийца»! От безделья ныло все тело. Он теперь сам просил веник и убирал камеру, стремясь хоть на минуту позабыть, что причислен к людям, с которыми у него нет и не может быть ничего общего, кроме вот этой зловещей, битком набитой сложными людскими судьбами камеры. Когда его наконец оставили в покое, он стал до бесконечности перематывать в памяти каждый свой шаг. Перебирал всех жителей деревни, но невеселые его мысли всегда возвращались к берегу реки. «Мельник! Только ему одному на руку, если я кончу тюрьмой. Ведь предупреждала же меня Роза! Да, судя по всему, они здорово это подстроили. Один у другого свидетелем, что были вместе. Мельник отдал свою землю государству и тем самым купил доверие односельчан. Мне теперь остается только ждать! Только ждать, надеяться на случай да маяться среди этого сброда».

Снова в ушах Амброжа зазвучал мстительный хохот мельника, он нес что-то вроде: «Твое дело труба, кузнец! Тебе придется хуже, чем мне, потому что вы, кузнецы, всегда чего-то ждали от таких новин…»

Амброжа усадили все за тот же, уже знакомый ему письменный стол, и он в который раз должен был отвечать на те же вопросы и противостоять угрозам, которые плодила беспощадная ярость следователя с голым черепом, и вкрадчивой обходительности того, второго, что с самого начала пытался сломить его при помощи ласковых слов… Такие методы претили Амброжу больше, чем крики и необузданное стремление чуть ли не силой принудить его признаться. Спокойный, вроде бы доброжелательный тон скрывал достаточно прозрачное коварство, и Амброжа начинало трясти, когда он слышал: «Ваш поступок можно квалифицировать как минутное помрачение рассудка! До сих пор вы не проявляли себя противником нового строя. Поэтому и приговор не был бы столь суров. Разве вы не хотите вернуться домой? К реке, ко всему, что любите? Каждый человек может сделать глупость, но мы сумеем обойтись с вами великодушно, если и вы проявите добрую волю. Ведь там ваш дом. У вас дочь. Такая красавица! Здоровая. У нее когда-нибудь будет ребенок, а у вас внук! Неужели вы хотите лишить себя этой радости?»

Амброжу пришлось перемогать себя, чтобы не поддаться такому прекраснодушию, пробуждающему в нем неодолимое желание обрести наконец покой. Но пока у него еще хватало сил стиснуть зубы и молчать. Этот вкрадчивый, завораживающий голос мерещился ему со вчерашнего вечера и пугал все больше.

Новый заключенный принес в камеру известие:

— Твой Кришпин уже дома! Как же ты целился, приятель, коли угодил всего-навсего в ногу?

У Амброжа отлегло от сердца, как будто и впрямь он стрелял и теперь вдруг узнал, что никого не убил. И снова посыпались советы: «Да кончай ты отпираться! Дадут тебе месячишко-другой, и потопаешь обратно в свой Брудек».

Весьма заманчиво! «Я бы мог соврать и признаться. И тогда бесконечному ожиданию пришел бы конец!»

Он опустился на стул перед следователем в еще большей тревоге, чем до сих пор. Его давно не вызывали. И первый же после большого перерыва вопрос удивил его:

— Где вы доставали сырье для кузни?

— Покупал!

— Но не всегда! — Бритоголовый поднял глаза от бумаги.

Амброж тотчас же сообразил, что такой интерес к его кузне лишь кажется неопасным. Оба следователя и раньше переводили на допросах разговор на безобидные вроде бы темы.

— А вообще-то в вашей реке хоть какая-нибудь рыба водится? — вдруг ни с того ни с сего интересовались они, и Амброж принимался увлеченно рассказывать. Его глаза сверкали: река богата, если ты знаешь, что там, под запрудой, стоят сомы-усачи, а среди ольховых корней жирует большая щука… И вдруг, словно молния:

— Куда спрятали оружие?

Вот и сейчас:

— Вы железо крали!

Успев собраться с духом, он возражал резче, чем до той поры:

— Нет, я не вор!

— Количество купленного материала не соответствует проданному товару, — заявил следователь и подтолкнул лист бумаги к краю стола.

— Оно и не может соответствовать, — ответил Амброж, даже не взглянув на бумагу.

— Должно!

— Где же вы доставали это железо?

— Если не покупали, значит, обкрадывали наше общество!

Амброж с гневом глянул на человека, до сих пор никак себя не проявившего:

— Кое-что вытащил из реки, что-то отыскивал в лесу!

Оба с удивлением глядели на Амброжа. Их запальчивость ослабевала по мере того, как Амброж продолжал: