Таинственная баржа уже продвинулась дальше дрейфующей яхты. На ней возвышалась гора какого-то груза, похоже – бревен. Странно, но никакого намека на охрану на ней не наблюдалось. Не было ни буксира, обычно толкающего баржи перед собой, ни кабины, какие бывают на самоходных конструкциях. Может быть, работники порта ее случайно упустили, и теперь она плывет сама по себе?
Величавый сухогруз начал удаляться. Не отдавая себе отчета, Борис перемахнул через борт яхты и спрыгнул в воду. На мгновение холод отрезвил его, и он, испугавшись своей безрассудной выходки, хотел было вернуться обратно, но выпитое шампанское и обида на весь мир толкали на подвиги. Даже интересно, всплакнет ли по нему кто-нибудь из друзей, когда хватятся его и решат, что он утонул, вывалившись за борт по дороге? Вполне возможно, Лера пустит театральную слезу. Сашка точно огорчится, но, учитывая их последнюю беседу, вряд ли станет по нему долго горевать. Малютина… Вот тут бы и выяснилось, правда ли то, что сообщил ему Сашка.
Баржа плыла так медленно, что догнать ее не составило большого труда. Вскоре Борис перевалился через помятый и исцарапанный металлический борт и уселся на одном из бревен: грузом действительно оказались необработанные сосновые стволы. Адреналин сделал свое дело: уныние исчезло, как по волшебству, и вместо того, чтобы оплакивать свои несчастья, теперь хотелось рваться в бой и сворачивать горы. Ну, или просто… уплыть на край света на сбежавшей из порта барже наедине с холодной майской ночью. Романтика!
Со стороны яхта казалась маленькой новогодней елочкой: мачта в огнях, а вокруг – толпа радостно галдящих людей. Прямо хоровод! Борис порадовался, что ему так удачно удалось оттуда вырваться. Парусное судно уже развернулось и удалялось в противоположную сторону. Ярко освещенная корма хорошо просматривалась, и Борис сразу узнал сидящую на бортике Машу. Девушка вглядывалась в темноту перед собой, и хотя лицо ее на таком расстоянии нельзя было разглядеть, Борис интуитивно догадался, что она чем-то встревожена, поэтому и ушла подальше от всеобщего веселья. Вдруг она пыталась найти его на яхте и не смогла? Борису стало совестно. Ему вовсе не хотелось, чтобы Маша переживала. Все-таки дружили они еще со школы.
Он решил подать ей знак, но если крикнуть, вряд ли она услышит: на палубе по-прежнему гремела музыка. Что, если взобраться на вершину бревенчатой горы? Возможно, тогда Маша различит его силуэт на фоне звездного неба… Борис вскочил и начал карабкаться наверх. Стволы были шершавые и липкие от смолы. На некоторых выпирали не полностью спиленные сучки. Он быстро ободрал ладони и сгубил костюм Грэя: ткань шелковых шаровар и белоснежной рубахи то и дело противно трещала. Не обращая внимания на досадные мелочи, Борис упрямо полз выше. Осознание опасности пришло слишком поздно: очередное бревно, за которое он схватился, внезапно выскочило из ничем не закрепленной кладки и обрушилось на него всей массой. Перед глазами взорвался настоящий фейерверк из горящих огней: ничем не хуже именинного салюта, который он почти не видел. Зато теперь можно было вдоволь насладиться яркими вспышками, причем так близко, что ближе некуда: заряды выстреливали прямо внутри его головы, да еще с таким невыносимо пронзительным звоном, что казалось, барабанные перепонки вот-вот вылетят из ушей под натиском нарастающей звуковой волны.
Через некоторое время перед глазами возникло звездное небо, и Борис понял, что лежит на спине. Пахло рекой. Тишину нарушали редкие и тихие хлюпающие звуки, означающие, что он все еще на плывущей барже. Голова гудела и раскалывалась от боли, но пришлось стиснуть зубы и все-таки приподняться, чтобы осмотреться. Берега с обеих сторон были непроницаемо черны, ни единого проблеска, не говоря уже о городских огнях. «Не о чем переживать, скоро появится какой-нибудь населенный пункт, их всегда много вдоль реки», – подумал Борис, пытаясь унять тревогу. Как он будет выбираться на берег с разбитой головой? Вплавь нельзя, это просто самоубийство. Потеряет сознание и пойдет ко дну на корм рыбам. Надо высматривать на берегу людей и звать на помощь. Только вот ночью они вряд ли ходят здесь толпами. Остается ждать утра.