Река Найкеле

…Когда мне было десять, как-то раз, возвращаясь домой из школы, я села в лифт с незнакомым, на вид слабоумным, мальчиком лет четырнадцати. Мы оба были детьми, но в детстве четыре года — это целая пропасть. Я жила на двенадцатом этаже, и, пока лифт поднимался, мальчик тискал меня, прижав к стене. У него был огромный слюнявый рот; он был как кобель, потерявший голову от загулявшей сучки. Я орала от ужаса, а он запускал обе руки мне под юбку и повторял, задыхаясь и заикаясь: я тебя трахну. Я даже не знала, что значит это слово. Когда лифт остановился, я вылетела оттуда пулей и стала колотить в дверь квартиры. Лифт закрылся и поехал вниз. Мама не догнала несчастного дебила, а я полчаса просидела в ванной, оттирая мылом губы и язык. Уже тогда, в тот самый день, я мечтала о невинности, о сладком и безмятежном незнании всего, что происходит в постыдном мире взрослых тайн. Когда мама спросила, что он говорил мне, я ответила: ничего. Просто целовал.

Духи Innocence сняли с производства. Я уже не облизывалась на белые флаконы в парфюмерных отделах, они просто исчезли, хотя я могла позволить себе любой из них. Какое-то время я еще натыкалась на двухмиллилитровые пробирки, но даже среди них появились поддельные. Подруги дарили мне Innocence, с трудом раздобытые — и совершенно ненужные, пузырьки-самозванцы. Они славно пахли цветами, лимонами, пряностями — всем, чем угодно, кроме невинности. Духи, обещающие то, чего мне недостает, больше не выполняли обещания. Не потому, что я забыла их истинный запах, — просто то были фальшивки. Настоящие Innocence у меня еще есть. Всего одна капля в крошечной стеклянной капсуле. Иногда я открываю ее и нюхаю, а потом закрываю вновь. Мне кажется, в день, когда эта капля упадет мне на кожу, чтобы через несколько часов испариться волшебным облаком, я потеряю невинность окончательно и бесповоротно, всю, какая осталась, если она вообще у меня была.

Erma lorda

Здесь, в месте, где я живу, серое море, серые скалы и вечно серое небо. Здесь ветер, который всегда чуть холоднее, чем ты мог бы терпеть. Зимой женщины и дети почти совсем не выходят из дому, а мужчины — лишь на охоту. Они приносят домой маленьких серых соек и маленьких серых белок. И тем и другим отрывают головы и сливают кровь в глиняный кувшин. Кровь эта никогда не сворачивается; из нее делают дивный напиток erma lorda, и на вкус мне не с чем его сравнить. Он как слезы, что бывают от радости, только гуще. Как материнское молоко, но прозрачней и холоднее. Как жидкий жемчуг, как топленые облака. Первый глоток его — самое лучшее, что с тобой случается, а последний — то, что тебя убивает. Здесь, в месте, где я живу, люди не умирают от старости и болезней, не срываются со скал и не тонут в бурных волнах. Нас губит erma lorda, только она одна.

У напитка этого есть душа, и душа эта женская. Есть у него и голос, но услышишь ты его не сразу.

Erma lorda наполняет человека тем, чего в нем нет, и дает каждому свое. Унылым — вкус к жизни, страшащимся — смелость, бесчувственным — любовь, бездарным — талант. Она дает забвение всем, кого мучает совесть, и отдых всем уставшим. Вот почему здесь, в месте, где я живу, люди не умирают по-другому: старикам она дарит молодость, больным — здоровье, сорвавшимся со скалы — крылья, а тонущим — воздух. Ты можешь сказать: я счастлив, мне ничего не нужно, и не сделать ни глотка. Но так не бывает. Рано или поздно в каждой жизни наступает день для erma lorda. Один миг слабости.

Erma lorda входит в человека горлом, в желудок, и выходит горлом, с дыханием. Но выходит она не вся, часть ее живой души, erma, остается у тебя внутри. Исподволь, раз за разом, она накапливается, пока не окрепнет и не начнет разговор с твоей душой. Сначала ты услышишь еле уловимый свист, похожий на змеиный. Ты не станешь оглядываться в поисках его источника, потому что сразу поймешь — это свистит она. Те, кто пьет ее часто, а таких большинство, замечают первый свист год на третий. А еще через столько же слышат шепот — засыпая или на грани пробуждения. Пока erma lorda слаба, она шепчет только тогда, когда слаб ты: в минуты между сном и явью. Обычно она пугает, показывает характер. Но проходит еще немало времени, прежде чем она обращается к тебе своим истинным голосом. Я знаю людей, седых, как отцветшие угли, — они седеют от одного его звука.

Голос erma lorda поначалу звучит лишь в твоей голове и не слышен никому, кроме тебя. Угадай, что нужно, чтобы избавиться от него?.. Только еще глоток erma lorda. Если бы здесь, в месте, где я живу, кто-то додумался менять ее на деньги, он стал бы очень богат. Но денег здесь нет, и они никому не нужны. Здесь каждый владеет миром, пока в серых лесах живы белки и сойки.