Река непутевая

«Дьявол какой — не мычит, не телится, а баба извелась вся», — часто думал по этому поводу Три Ниточки, но встревать не хотел: сами разберутся — придет время.

Муж Анюты то ли утонул, то ли деревом зашибло на трассе, старик искал повариху, ему и порекомендовал молодую вдову знакомый начальник участка. С тех пор, года три уж, Анюта кочует с группой по рекам. Работа простая, готовит она только для водолазов, остальной народ питается самостоятельно, в каждом вагоне газовый баллон поставлен — вари, что хочешь. Но водолазов Три Ниточки бережет и держит для них повариху, чтобы не гробили напрасно здоровье сухой пищей.

Женька пришел на кухню и выложил рыбу. Ладную фигуру поварихи туго обхватывал спортивный костюм, Женьке это не понравилось, но говорить он ничего не стал — обидится еще.

— Может, поешь сразу, Женя? У меня все уж готово… — Анюта заботливо посмотрела на водолаза и загремела кастрюлями.

Женька подумал, что Три Ниточки все равно позже отправит его в столовую, не успокоится, и сел, не раздеваясь, за стол, хоть есть и не хотелось.

Повариха устроилась напротив, подперла ладошкой лицо и стала смотреть, как он ест.

— Рубашка у тебя несвежая, Женя…

«И как она видит все под полушубком?» — поразился водолаз, но спорить не стал.

— Женился бы, что ли? Смотреть некому за тобой… — искала подход повариха.

«На тебе только женись, — соображал Женька, с удовольствием разглядывая красивые Анютины губы, — не разженишься…»

2. МЕТЕЛЬ

Ночью забуранило. Снежная крупа хлестала по вагонам. Кричали лебеди, уходили с мерзлых озер.

Михайлов растолкал Женьку раным-рано. В вагоне было темно, электростанция еще не работала.

— Спят, сволочи! — ругал Женька механиков.

Он нащупал рюкзак и потащился босиком в комнату к старшине, там горела свечка, оглядеться можно было. Толя Чернявский сидел на кровати в одних трусах и качал сонной головой.

— Белья — по две пары, — командовал Михайлов. — Вода — лед.

— Нам бы твои заботы, — злился Женька. — Поднял — черти в кулачки не бьют!..

Чернявский одевался молчком, не проснулся еще. Пришла Анюта, принесла термос с чаем. «Жидкий опять», — подумал Женька.

— Крепкий — не думай, — сказала Анюта. — А свет сейчас дадут, я механиков разбудила.

Спираль в лампе слабо засветилась, а потом разгорелась и стала давать исправный свет.

Пришел моторист с катера, большой, сапоги до бедер — полкомнаты занял. Вытер снег на лице мазутной рукой и уставился на Михайлова.

— У тебя температуры нету?

— А что? — спросил Михайлов.

— Ты выйди, выйди, — посоветовал моторист. — Охолонь. Ты на реку погляди. Я же вас, как котят, утоплю и сам пузыри дам…

— Правда, Женечка, крутит — не видать ничего, — вставила Анюта, словно Женька тут был начальником, а не Михайлов. Старшина сурово взглянул на повариху, но промолчал, не до нее было.

Пошли на волю. Большой фонарь на электростанции еле светил, а до него и десяти шагов не было.

— Да, — сказал старшина Михайлов и больше ничего сказать не мог, потому что рот забивало снегом.

Отошли за ветер, под стенку, чтобы можно было дышать.

— Буря мглою небо кроет, — продекламировал Толя Чернявский, а Женька думал, он скажет, что вьюга смешала землю с небом. Женька рассердился, что не угадал.

— Накроешься тут… — Пообещал он Толе.

Из снега вышел капитан земснаряда, в шубе и фуражке с крабом, подошел к водолазам.

— Подпиши акт, — сказал он Михайлову. — Лебеди уходят…

Лебеди орали над самым вагоном, Женька задрал голову, но ничего не увидел.

— Пойдем старика будить, — позвал Михайлов капитана, и все полезли в вагон.

Три Ниточки прел в теплом белье под спальным мешком. На бритом лице морщины сдвинул, думал что-то во сне.

— Не узнаешь, Прокопьич? — капитан продвинулся вперед. — Лебеди уходят…

— Давай акт, — сказал Три Ниточки и сел на кровати. — А я уж думал — отплавал ты…

Три Ниточки расписался в бумаге и отдал ручку Михайлову, тот тоже расписался.

Капитан аккуратно свернул бумагу и спрятал в дальний карман, чтобы не промокла.

— Попробую протолкнуться, — сообщил он, пожал всем руки и пошел из вагона.

— Давай, — кивнул Три Ниточки, когда капитан ушел, — толкайся.

— А не подведет кэп? — забеспокоился Толя. — Оставил уступ — будем ковыряться, как на Баграсе.

— Подведет, — обнадежил Три Ниточки и полез в меховой мешок досыпать.

Михайлов и Толя ушли к себе, а Женька вышел наружу, посмотреть погоду. Стало светлее, капитан земснаряда завел сирену, чтобы слышали, что он идет по реке.

— Вот садит! — сказал Женька насчет снега и плюнул в летящую у глаз белую стену.

«Ке-гек, ке-гек…» — гуси пролетели над самой головой, едва в вагон не шарахнулись — прижало ветром. И лебеди кричали во всех концах, но близко не пролетали, шли стороной.

«Отдышутся на Оби, не сдохнут», — решил Женька.

Михайлов тем временем воспитывал Толю Чернявского.

— Вы когда с Женей к нам прибыли? — спрашивал старшина.

— Весной. — Чернявский не ждал подвоха и улыбался.