– Замечательно, мистер Пит! Я считаю себя другом генерала – мы закончили одну военную академию… – воскликнул вице-полковник. – Как-то ему посоветовали сменить фамилию, она, мол, слишком длинная и трудно произносимая. И знаете, что он на это ответил? "Это ваша проблема, а не моя!"
– Что ж, достойный ответ.
– Где погиб ваш сын?
– Судя по рассказам его товарищей, в окрестностях деревушки, куда мы сейчас направляемся.
– Вчера вас избили только за то, что вы соотечественник Сталина! А теперь, если узнают, что вы ищете сына… Словом, как я все больше убеждаюсь, и предусмотрительность вашей разведки и мое сопровождение – это необходимость.
– Ночью он мне приснился… Я пытался его убедить, что не пощажу и жизни, но он мне не верил и недоверчиво улыбался.
– При каких обстоятельствах он погиб?
– Говорят, остался один на высоте, прикрывая отход роты. Хотя, кто знает…
– Может, он жив и в плену? Такое тоже случается! – словно продолжил мысль собеседника военный наблюдатель.
– Все может быть…
– Ваш сын герой, оказывается! – воскликнул молча прислушивавшийся к беседе капитан.
– Вы тоже, профессор, в какой-то степени герой! – добавил вице-полковник.
– Насчет сына я полностью с вами согласен! Что же касается меня – вряд ли! Я всего-навсего отчаявшийся отец, изо дня в день вымаливающий у Бога одного – возвращения сына… И жду его, скорее мертвого, нежели живого… Хотя какая-то надежда еще и теплится во мне. На все воля Божья…
– Ого! Да вы к тому же верующий!
– Я, как и мои предки, православный христианин, сер. И Левана я воспитал в том же духе…
– Мы же, Адамси, – протестанты…
Машина вдруг резко затормозила и остановилась.
– В чем дело, Том?! – спросил вице-полковник, чуть не ударившись о лобовое стекло.
– Дорога перерыта, сэр! – чуть помешкав, выдавил несловоохотливый капитан Том Сиббер.
***
Над разрушенной войной деревней нависла свинцовая туча.
Дождь лил не переставая.
Одинокие вороны хохлились на развалинах обугленных домов.
На окраине обезлюдевшей деревни возвышалась церковь с зияющей пустотой вместо двери и обрушившимся от взрыва снаряда сводом. Дождь безжалостно поливал расстрелянные автоматной очередью фрески. В глубине церкви, у алтаря, жирная свинья c помутившимися красными глазками грызла человеческую руку, похрюкивая и подергивая хвостиком от удовольствия. Неожиданно животное бросило трапезу и, взвизгнув, выскочило вон, под дождь. Перебежав через проулок, свинья вылетела на небольшую площадь, где попыталась схватить петуха, устроившегося на брошенном кем-то перевернутом холодильнике. Тот, почуяв беду, всполошено закукарекал и перелетел на другой конец площади. Раздалась короткая автоматная очередь, вспенившая лужи вокруг петуха, однако он успел перемахнуть через частокол и исчез. Звуки выстрелов отбили у свиньи охоту преследовать птицу, она развернулась в противоположную сторону, сломя голову пересекла площадь и сиганула по проулку. Тяжело дыша, свинья неслась по улочке. Оставив позади деревню, ворвалась на убранное кукурузное поле и помчалась к возвышающемуся там же холму. Взбежав на него, она, похрюкивая, подошла к вскопанному месту, огляделась и ткнулась рылом в размягченную дождем землю.
Стрелял стоявший на посту часовой с изрытым оспой лицом.
Спустя некоторое время к нему подбежал другой солдат, толстый, задыхающийся от бега.
– Что случилось? – спросил он, с трудом переводя дыхание.
– Кажется, это был петух, перелетел вон через тот частокол, – как-то неуверенно ответил часовой, не решившись сказать и о свинье.
– Ты, видать, под кайфом, Джибраил! – хохотнул толстяк. – Да разве мог здесь уцелеть петух?! Баста, не кури больше!
– Ага, наверное, померещилось
– Ты не проголодался?
– Так себе…
– Ибрагим овцу привез, из штаба прислали.
– Нехрена!
– Хочешь, сменю тебя?
– Нет, не надо, приходи в свое время, через Час
Толстяк повернул назад, быстрым шагом дошел до школьного двора – в здании школы располагались изрядно поредевшая рота полковника Ибрагима Бек-Идрисова.
В довольно просторном кабинете на втором этаже женщина в камуфляже не сводила своих змеиных глаз с полковника, который, оголившись до пояс, сбросив обувь, стал на молитву.
– Аллах акбар! – воскликнул полковник. Женщина слышала звуки стрельбы, но смела произнести ни слова, до окончания молитвы запрещалось что-либо говорить.
– Именем Аллаха всемогущего и всемилостивого, – покорно выдохнул молящийся и начал ритуал омовения – плеснул на лицо несколько пригоршней воды из тазика, сполоснул рот, промыл нос и уши, пригладил пальцами густую бороду, омыл сперва правую ногу, затем левую и завершил процедуру омовением рук.
По рассказам Убаида, бывшего муэдзина, женщина помнила, – когда правоверный готовится к омовению, справа от него располагаются ангелы, а слева шайтаны. При упоминании Аллаха шайтаны шарахаются от него в страхе, и в это время им завладевают ангелы, которые ставят палатку из света, возносят хвалу Всевышнему, моля отпустить ему грехи.
Молящийся исступленно простер руки и повторил:
– Аллах акбар!