Река времен. Артисточка

– Да ладно тебе, – вступился за сына Григорий. – Мал он еще, глуп по молодости. Он как жеребенок у нас: носится с ветром наперегонки, взбрыкивает, а как узду или хомут наденут, так и присмиреет. И будет всю жизнь тот хомут тянуть, как добрый коняка. Пусть хоть сейчас побегает, порезвится.

– Скучаешь по коням? – посочувствовал Тимофей, услышав боль в голосе Григория.

– Да как не скучать? Что за казак без коня? И по краям родным, так тоскую, что слов нет, как сказать. Были бы крылья, так хоть на денек бы слетал, чтобы хоть глазком глянуть на степи, где эти коняки пасутся, на поля, на станицу. А уж в ночное бы сходить… – размечтался Григорий.

– А ты не тоскуй, не рви себе сердце. Сейчас совсем другая жизнь. Станичников почти никого не осталось.

– Это куда же они подевались? – удивилась Настя.

– В двадцатых расстреливали, да по тюрьмам сажали, а сейчас раскулачивание какое-то придумали: в Сибирь, на необжитые места переселяют. Вот как нас.

– Это за что же?

– Наверное, за то, что землю свою уж больно хорошо обихаживали. Да в революцию не грабили богатых.

– Да, помню, тогда еще лозунг такой был: «Грабь награбленное!», – согласился Григорий.

– Теперь вот за середняков взялись. Видать не хватило награбленного добра.

– И что же станица пустая стоит? – удивилась Настя.

– Зачем пустая? Понавезли на место казаков из Рязанской да Тамбовской губерний народищу. Они все дома и позаняли, заместо казаков теперь и хозяйничают.

– А как же Нюся-то?

– Нюсю твою не трогают за мужа. Ценят его на железной дороге. Да и в метриках он русский значится, и пацаны у них, считай, русскими записаны. Да и сама Нюся в колхозе учетчицей работает, все же грамотный человек. Председатель еле уговорил на должность.

– Слава тебе, Господи! – облегченно перекрестилась Настя. – Да ну их всех к лешему вместе с Мотькой! Ты мне лучше скажи, где жена твоя с девчонками? Что один-то пришел? Остановились что ли где? Повидались бы, познакомились. Завтра давай приходите все вместе…

– Хорошо бы, да только не получится. Не увидишь ты мою Марью.

– Что так? – Испуганно спросила Настя. – Ай, беда какая приключилась?

– В Сибири она с девчонками осталась. – Тяжко вздохнул Тимофей.

– Да как же так-то?! Ты что же их там одних на погибель оставил? Надо было… – начала, но тут же осеклась Настя, вспомнив, как и сама осталась одна с детьми в Ялте.

Григорий, видимо тоже вспомнивший дела одиннадцатилетней давности, тут же взялся разливать водку.

– И мне плесни, – попросила его Настя.

Молча выпили. Каждый за свое. Настя не выдержала:

– Ох, грехи наши тяжкие! – смахнула она слезу.

Григорий, виноватясь, обнял ее, успокаивая:

– Ну, все, все… Все уже позади.

– Да уж, грехи, – согласился с Настей Тимофей. – Только мы так и не поняли, за какие смертные грехи Бог нас эдак-то наказал. Я, вроде и повоевать не успел ни за красных, ни за белых. Выходит, грех мой в том только что казаком уродился?

Выпили еще по одной, горько помолчали.

– Выходит, что так, – развел руками Григорий.

– Да… Ох, и хлебнули же мы с Марией горя в этой Сибири. Поди, и по сей день хлебает не меньше того.

– Совсем плохо пришлось? – Посочувствовал Григорий.

– Хуже не бывает. Поселили в барак-развалюху. Зимой не протопишь, со всех щелей дует, летом мыши одолевают. Жрать и так ничего нет, так они последнее растащат по норам. Ни работы никакой, ни животины, ни одежи. Земля – одни корневища, и та не родит. Не успевает за лето отогреться. Картоха и та толком не поспевает. Не картоха, а горох… Помыкались мы эдак с Марьей года с два и решили, что надо как-то бежать из этого медвежьего угла, иначе пропадем совсем. А как всей семьей бежать-то? Ни денег, ни одежки какой. Старшая-то зимой и в школу не ходила – не в чем. С грехом пополам меня в дорогу собрали. Вроде, как на заработки да место какое приглядеть. Вот я к вам было и направился…

– Ну и, слава Богу, хоть один, но добрался. – Перекрестилась Настя. – Жить будешь у нас. Скажем, Гришин брат приехал. Немного оглядишься, и что-нибудь с работой придумаем, ты не бойся, куда-никуда все равно пристроим, Что сам заработаешь, где и мы чем поможем, соберем деньжат, а там уже и за семьей съездишь, да Гриш? Глядишь, все и наладится, и заживете вы по-людски. – Ободрила его Настя, похлопав по плечу.

– Хорошо, кабы так. Только на том мои мытарства не кончились.

– Что еще-то? Уж чего хуже-то может быть? Ай, бабу какую завел? – Настя недобро покосилась на Григория.

– Да какая там баба! – отмахнулся Тимофей. – Кабы баба, так то полбеды. С ней как-то разобраться можно. Тут дело пострашней бабы будет. Считай, что так и не добрался я до вас. Полгода добирался, да только малёха не доехал. До Ташкента где в товарняках, где в ящике под вагоном, как беспризорник, с грехом пополам доехал и застрял вконец.

– Как это?

– Да как? Уже весь в конец поизвелся. И деньжата, какие были, все кончились, и приработка никакого не найти, ну, и не выдержал я…

Тимофей замолчал. Видно было, что не решается что-то сказать.

– Заболел что ли чем? – пытаясь разговорить гостя, спросила Настя.

– Налей-ка, – попросил Тимофей Григория.