Река времени. Дневники и записные книжки

На собрании в писательской организации, обсуждая рукопись моей книги, говорили, что «родился новый талантливый писатель», называли «молодым» и только по имени без отчества. А «молодому» уже почти пятьдесят. Лет двадцать не был он на писательских собраниях, с того памятного дня, когда его «отделали» за «несоветский дух». Что же случилось? Отчего вдруг такая перемена? Откровение у нас, как всегда, нисходит свыше. Идет компания за «человеческий фактор». Оказывается, к человеку нужно относится внимательно. И вот признали во мне человека и писателя, но не вполне, а условно. Негласная табель о рангах. «Старые» писатели ― действительные статские, а «молодой» ― титулярный советник, которого отчество знать не обязательно, и можно держаться с ним, как с мальчиком, и даже не чувствовать никакой неловкости за это.

***

Говоря о чужих «недостатках», мы забываем, что судим со своей колокольни. То, что одному кажется недостатком, другому может представляться достоинством, если, конечно, это не элементарная безграмотность. Главное же: не в «недостатках», а в том, как они соотносятся с достоинствами. Книга без таких «недостатков» всё равно, что стёршаяся монета, что человек без лица. Единство достоинств и «недостатков» – тот бульон, в котором зарождается жизнь, та гармония, без которой невозможна музыка.

Нельзя заставить человека петь не тем голосом, которым наделила его природа, не так чувствовать и говорить, как он может. Бери от человека то, что он может дать, и не требуй того, что ему несвойственно. Горе-критики поступают как раз наоборот. Но где не бывает «недостатков», там часто не встретишь и достоинств.

***

Лучше быть самим собой со всеми своими недостатками, чем никем.

***

Всю мою жизнь мне мешали говорить, зажимали рот. С кого мне спросить за это? По какому праву мне не давали дышать, ради какого блага? Кому предъявить счёт? Ответ я знаю. Но виновник так огромен, так неуловим, что и не услышит моего вопроса.

Пленум

Пленум Союза писателей в Москве. Речь об отношениях народов и языков. Мстительные национальные самолюбия. В подтексте: корень всех бед – русские, тот самый «старший брат». Так часто бывает в жизни: старший отдаёт младшим последнюю рубаху, делится куском хлеба; младший вырастает в убеждении, что так и надо. Судят, капризничают, обвиняют. Презрение и ненависть к «старшему брату», вырастившему, выучившему и отправившему их в жизнь, становятся привычными.

Без чувства самоуважения не может быть счастлив ни народ, ни человек. Только одни чувство это строят на братстве и скромности, другие хотят вырвать силой.

***

Очень важно, из каких побуждений человек берётся за перо. Бывает, что и написано хорошо, и слова благородные, а что-то не так. Помню, как один молодой ещё журналист говорил: «Я им покажу! Вот напишу всю правду, разворошу муравейник…» Так и слышалось: вот я вам, будете бояться и помнить. И не о самой правде он заботился, а горел желанием свести счёты. Но это уже литературный терроризм. О таких людях сказано: язык без костей, а душа без совести. Что в ней есть дурного, мелкого, всё равно вылезает наружу. Шила в мешке не утаишь.

***

Писать надо так, чтобы не краснеть ни за единую строчку. Дурно написанные книги происходят оттого, что автор не знает, не спрашивает себя, имеет ли он право на слово. Просто перешагивает невидимую границу и вламывается туда, куда ему путь заказан.

***

Наши тенденциозные публицисты похожи на щедринских господ-самодуров. Стоит им набрать силу, и они начинают раздавать одним оплеухи, другим похвалы. То и другое только потому, что им так «ндравится».

Споры

В «Литературной газете» о «Печальном детективе» В. Астафьева: поносит интеллигенцию, и как он смеет? Но разве то, что описано в рассказе, ― интеллигенция? Конечно, старая русская интеллигенция в массе своей была и слабой, и расплывчатой, большей частью, от деликатности, но и жертвенной, не мыслившей жизни без идеалов. Теперь же она, за немногими исключениями, прикормлена властью, запугана и мало похожа на прежнюю даже внешне.

Так имел право писатель замахнуться или не имел? Но ведь споры эти бессмысленны. Писатель с правдой в душе такой критике не подсуден. Ничего личного автор в виду не имел. Он будет писать так, как скажут ему сердце и совесть. Это и есть его собственный суд.

***

Спорят о судьбе провинциального писателя и вообще всякого стремящегося к свету жителя глубинки. Гадают, отчего это все рвутся в столицу. Тема старая, как мир. И разгадка проста: дефицит культуры, как, впрочем, и всего остального. Мысль расцветает там, где ею насыщен воздух, где много театров, музеев, творческих людей, где, как в аккумуляторе, собрана энергия.

Другое дело, что надежды провинциалов в столице часто не сбываются. Здесь и свет ярче, и тень гуще.

***

Сколько чепухи, ненужного вздора говорится в нашей печати, по радио и телевидению и не говорится самого главного, что поневоле думаешь: за истиной надо обращаться только к писателям прошлого. Они умели смотреть в корень, говорить о самом важном. Нынешние почти все помешались в уме.