Река жизни

– Эту книгу мне подарила сестра!

14. Письма из прошлого

Вот уже и четверть кончилась, а я никак не решусь написать письмо Маринке. Нет, не потому, что нет желания и мало впечатлений. Наоборот, желаний и мыслей много, но реализовать их в виде письма не могу: то ли от избытка чувств, то ли от скудностей мыслей, не способных обрести форму изложения в виде стройных слов и чувственных эмоций. Вроде из груди от всего сердца начинаю писать, но потом, как вспомню про знаки препинания, тревожно становится так, что руки коченеют-не слушаются, мысли все исчезают! Одна пустота кругом. Начинаю перечитывать в какой раз письма Сергея Есенина Галине Бениславской, Антона Чехова своему брату Александру: понимаю, как просто и в то же время красиво, по-домашнему написано. Достигнув какого-то понимания, берусь за ручку, обрывается слог, как будто в тесном пространстве комнаты нахожусь, необходимых слов не могу подобрать. Вечером, уже перед сном, поделился с матерью своими трудностями. Она рассмеялась и промолвила:

– А ты не пиши, коли сердцу невмочь. Все мужчины не любят писать письма. Вон твой батя написал несколько писем, и перестал писать! Понимаю, война, казалось бы, сама обстановка обязывает поделиться с близким человеком тем горем, с которым сталкиваешься ежечасно. Я понимаю, военная цензура, ну хотя бы намёками можно же написать о трудностях, о гнетущих впечатлениях. И возможно, ему легче было бы?!

Мама, не знавшая, как ещё выразить своё возмущение, что отец мало писал ей писем с фронта, вдруг замолчала, а потом в небывалой тишине предложила мне их прочитать. Стесняясь такого, явно необычного своего желания, зажгла керосиновую лампу посреди ночи и стала искать письма в каких-то коробочках, где хранились её медали и разные военные документы. Она протянула мне тоненький свёрток, аккуратно перемотанные резинкой от трусов и сказала с грустью:

– Читай мой плач и мою тревогу!

Я положил письма под подушку, с надеждой, что найду в этих письмах то, что мне надо! Я хотел остаться с этими письмами один на один, чтобы сердечно почувствовать всю тревогу и переживания любимых мне людей.

На следующий день развернув дорогой мне свёрток писем, стал их читать с жадностью. Читая письма, в хронологическом порядке, перед моими глазами промелькнула вся наша жизнь, которую я стал забывать, а здесь, как на экране в художественном фильме, правда, с поправкой на цензоров, но зато все переживания и эмоции, как на ладони

Отец в письме сокрушался, что отправил нас в тревожное время на малую родину Кубань, кто мог предугадать, что в пути нас застанет эта проклятая война.

Нас высадили на станции Слюдянка (Иркутская область), так как поезд был немедленно зашвартован под мобилизацию. Мать быстро устроилась на работу на Забайкальскую железную дорогу, в передвижную ремонтную бригаду, где нам выделили теплушку с шикарной буржуйкой.

За 1941 год от отца пришло всего три письма, из которых невозможно было понять, в какой части света находится его артиллерийская часть: то ли она осталось на границе с Китаем, или переброшена на западный фронт. Уже в первые дни войны нам стало известно, что наши беспорядочно отступают. Тревога за отца у матери только усилилась и нарастала, как ком сибирского снега.

Отец в письмах просил мою мамашу, чтобы она берегла детей и не думала возвращаться на Кубань. Его догадки оправдались быстро, так как уже к середине 1942 года большая часть Северного Кавказ была занята немцами. Враг рвался к Сталинграду и к Баку. Практически за 1942 год отец написал всего пять писем, в которых как под копирку говорится о том, как он нас любит и как до последней капли крови будет нас защищать и Родину.

В каждом письме встречались жалобные слова:

– Бедненькие мои! Любимые, родные! Берегите себя!

Мать жалости не принимала, мужественно переносила все невзгоды вместе со страной, работая на тяжёлых работах по 12 часов в сутки. Задача перед передвижной колонной была одна: бесперебойная работа транссибирской железной дороги.

Приступая читать письма за 1943 год, я почувствовал, что события закружат меня переживаниями. Появилась приятная гордость за отца, за страну, которая пусть с большими потерями, но смогла одолеть фрица. Я читал пять писем того тяжкого года для всей страны, не шевелясь, с ожиданием главного момента – битвы под Сталинградом, когда артиллерийский дивизион отца вместе с сибирскими дивизиями прорвёт оборону противника в холодных приволжских степях, замкнёт окружение огромной фашистской армии.

К моему огорчению, описание этих событий я не встретил, как потом объяснила мама, из-за строгой военной цензуры. Однако, в одном письме я встретил важное замечание: «Хотя это не полная освобождённость, но начало положено, и нас теперь никакая сила не остановит!»