Река жизни

Я незаметно осознал, как отец, столкнувшись лицом к лицу со смертью, ощутил потребность излить свои все чувства к матери. В каждом теперь письме он объяснялся ей в любви, вспоминая по порядку всю мирную жизнь: как летом познакомились, марьяжа всю ночь до утра, как жили на границе, как провожал нас на малую родину, волновался больше за нас, чем за себя, уезжая на войну.

Теперь каждый божий день перед ним во весь рост стоит смерть. Своими воспоминаниями отец как бы просил верности, чтобы его никогда не забывали, как бы что с ним ни случилось.

Невольная обида на всё, что случилось, в сердце у матери сохранялась в то время: она не может ничем помочь мужу! Она ради него готова бежать на край света, готова жестоко драться с врагом, но на кого оставишь детей. В отце она всегда чувствовала приманчивую силу и готова была стать на защиту его. Она не мыслила жизни без него.

В последнем письме за этот год сообщалось, что отец впервые получил жалованье и переслал все деньги нам.

В одном из писем я нашёл такие неожиданно ласковые слова «Татьяна милая, ты помнишь, как мне заявила ещё за месяц до родов: – у нас будет сын. Я не поверил, но, когда ты родила сына, я был на седьмом небе. Стоило тебе в роддоме, через окно, показать мне сына, я почувствовал гордость. Не посрамил свой род. Я чувствовал себя отцом. Я – отец?! Непривычно было, но именно первенцем желал видеть парня. Смешно сейчас вспоминать, но моя душа радовалась, что продолжается наш род. Но когда ты родила и второго мальчишку, это было просто волшебство. Уже за это, что ты подарила мне двух мальчишек, можно спокойно умереть в бою».

В середине 1944 года при форсировании Западного Буга отец был тяжело ранен. Его зенитно-артиллерийская дивизия, успешно форсируя Буг, с боями вышла к Висле, а отца отправили в госпиталь на операцию, а затем на лечение в один из санаториев города Кисловодска. Из санатория мать получила всего два письма. Никакой душевной ласки в этих письмах уже не было. Я чувствовал, что мысли, как и у меня, у отца затвердели в голове, остановились, но сердце и жизнь двигались своим чередом. Мы ещё не знали, что до нашего общего горя всего четыре шага. Вскоре простудился мой брат и сгорел в считанные дни. А где-то сразу же после 9 мая, когда все отпраздновали Победу, мы получили похоронку на отца. Сколько тоски и страданий вынесла тогда моя мать, когда я, сидя на рельсах возле теплушки, слушал полные горя её слова:

– «Никогда не поверю, что отца нет в живых!

Только через два года после войны, когда мать работала в КГБ, правда раскрылась. Органы нашли отца, припеваючи живущего в Махачкале с новой подругой (военврачом) военных лет.

Он служил в армии на должности начальника штаба полка, с которой его сняли очень быстро, не взирая на его заслуги перед отечеством, и он был вынужден возвратиться на родину в поисках прощения у матери.

Я хорошо помню тот день, когда он появился у нас с бесстыжими глазами, пряча свой взгляд от матери. Глядя прямо в его неверные глаза, мать отчётливо произнесла:

– Я не хочу твоего двоедушного милосердия! Уходи! Уходи!

Когда отец ушёл, мать рассказала мне недвусмысленный случай, который произошёл с ней в Сибири. Однажды у неё разболелся зуб, а зубного врача по близости не было. Это случилось в пургу и мороз, да мы ещё маленькие были, без присмотра не оставишь. Подружка, работающая на промывке паровозов, посоветовала на больной зуб положить накипь. Она быстро сбегала к паровозу и принесла кусочек, как казалось, спасительного вещества. Положили накипь на ночь на зуб, и мать быстро заснула. Когда утром проснулась боли не было, но вместе с ней и зуб исчез-распался. Зуб был ещё крепкий, при правильном за ним уходе он бы прослужил ещё несколько лет, но наверняка со временем его пришлось бы удалять.

«Так лучше сейчас его удалю: ни боли, ни тяжёлых мучений», – промолвила мать, глядя на меня сквозь мокрые глаза!

Тяжёлые и грустные воспоминания и такие разноречивые письма меня взволновали так, что я уже знал, о чём писать Маринке, не боясь своих первых чувств и возможных ошибок. Я торопился взять в руки ручку и чистый лист бумаги. Голова моя горела, сердце замирало… Я решился…