Реки Вавилона

Риш и Хамади подгоняли своих оставшихся людей. По мере того как израильтяне отступали, арабы приближались к «Конкорду». Обороняющиеся зажгли и побросали последние бутылки с «коктейлем Молотова», израильтяне начали расходовать последние боеприпасы, которые приберегали для рукопашной, и их огонь усилился.

Ашбалы, уже так много потерявшие убитыми и ранеными, продвигались вперед очень неохотно. Каждая новая жертва вызывала у них вопли и проклятья. Их раздирали противоречия — с одной стороны, хотелось идти вперед и закончить свою работу, а с другой — зарыться в песок и ждать, пока все решится само собой, а они останутся целы и не опоздают на неизбежную кровавую расправу. Но теперь, с прилетом израильских самолетов, ситуация резко менялась. Хотя бы несколько евреев надо было захватить живьем и торговаться с израильтянами, имея в руках заложников.

Арабы открыли огонь по «Конкорду», когда у него зажглись посадочные огни, но Риш испугался, что взрыв топливных баков может уничтожить всех израильтян, поэтому приказал стрелять только по кабине самолета. Если ветер ослабнет, то с первыми же лучами рассвета очертания длинного самолета будут видны.

После взрыва в небе несколько обломков «Лира» рухнули на землю, и ашбалы поняли, что времени у них осталось мало. С прилетом истребителей безопаснее всего будет держаться как можно ближе к израильтянам, а лучше бы спрятаться прямо в самолете, захватив заложников. Действовать надо было как можно быстрее, все могло решиться в течение нескольких минут. Как в пользу арабов, так и в пользу израильтян.

Министр иностранных дел привел свою группу назад к «Конкорду». Они принесли с собой тело полковника Томаса Ричардсона, военно-воздушного атташе США. Искали и Макклура, но не нашли. Министр иностранных дел поговорил с раввином Левином, который рассказал ему, что произошло в загоне. Оба согласились, что единственным правильным решением будет посадить мужчин и женщин, выведенных из загона, под арест. Поэтому семерым уцелевшим, включая Лейбера, было приказано находиться в хвостовом багажном отделении.

Двое мужчин, члены «Лиги обороны Масады», вынесли из загона тело Рубина и опустили его в траншею, которая и была вырыта для этой цели.

Ибрагим Ариф вынес тело Абделя Джабари на руках, словно ребенка. Он шатался под тяжестью, глаза слепили слезы, но все же Ибрагим отказался от помощи.

Мириам Бернштейн выбралась на крыло и увидела тело своего друга на руках у Арифа. Плача, она стояла и слушала споры мужчин по поводу того, что делать с трупом.

— Ариф! — громко позвала Мириам.

Ибрагим поднял голову.

— Ариф. Я любила его так же, как и ты. Но он мертв, и тело его надо предать земле. Этого требуют и твоя, и наша религии. Пойми, прошу тебя. У нас очень мало времени, позволь им сделать так, как они хотят.

Ариф попытался что-то сказать, но не смог. Он быстро повернулся и побежал со своей ношей так резво, как только мог. Подбежав к траншее, Ибрагим посмотрел на тело Рубина, лежавшее на дне. Он посмотрел в открытые глаза Джабари. «Что ж, прощай, старый друг». Он осторожно опустил тело Абделя Джабари на тело Рубина, и слегка присыпал землей оба трупа. В этот момент подбежали двое израильтян с автоматами и юркнули в узкую траншею. Сначала они почувствовали, потом увидели, что под ногами у них трупы, но не стали из-за этого покидать единственное в этой зоне укрытие. Израильтяне открыли огонь, один из них повернулся к Арифу.

— Если у тебя нет оружия, то тебе лучше уйти отсюда. Они уже близко.

Ариф кивнул, повернулся и зашагал назад к «Конкорду», подумав при этом, что жизнь состоит из равных частей глупости, страха, иронии и боли. Ибрагим позавидовал Абделю, его прохладным садам, рекам вина и девам.

Первым вспышки керосина заметил второй пилот Ласкова Дэнни Лавон. Маленькие светящиеся точки образовывали нечто вроде вытянутого эллипса вокруг посадочных огней «Конкорда». Цепочки зеленых трассеров тянулись к «Конкорду» с востока на запад, и только редкие выстрелы уходили в противоположном направлении. Время от времени особенно большие клубы пыли закрывали огни внизу. С высоты их полета Лавон видел солнце, поднимавшееся над вершинами гор Загрос, но его прямые лучи еще не достигали Вавилона. И, хотя отраженные лучи уже принесли первый свет, он с трудом пробивался сквозь слишком плотные тучи песка и пыли. Лавон связался с Ласковым по внутренней связи.

— Огни почти прямо по курсу, капитан. Возле небольшого изгиба реки. Мы почти над ними.

— Понял. Я их вижу. — Ласков приказал своим истребителям сделать пробный заход на цель.