Рекламная любовь

— Ассоциация-то? Это мое детище, не скрою. Попытка вести бизнес цивилизованным путем. Это своего рода третейский суд, куда можно было обратиться за помощью, за защитой, за кредитом даже. Мы пытались препятствовать образованию монополистов от рекламы. Это была попытка создать более-менее равные стартовые условия игрокам. Чтобы на поле не царил только Артеменко, или Трахтенберг, или Пупкин. Чтобы реклама была разнообразна. Только так она могла бы развиваться, быть более качественной. Совет ассоциации принимал новых членов. При этом была обязательна рекомендация трех действующих акционеров ассоциации. Зачастую заказчики рекламы обращались к нам, к совету, и мы рекомендовали, какую из рекламных компаний выбрать заказчику. Проводились своего рода тендеры. Мы давали своим клиентам определенные гарантии: если рекомендованная нами рекламная группа не удовлетворяла заказчика, мы подключали других членов ассоциации и выполняли заказ уже за свой счет. Конечно, наши постоянные клиенты вносили определенные взносы за право работать с ассоциацией. Это своего рода Ротари-клуб. Так было при мне. Когда совет ассоциации возглавил Трахтенберг, все стало меняться. Все наиболее выгодные заказы он переключил на свое агентство… Так что сейчас ассоциация — не более чем формальность.

Александр слушал, изображая на лице полнейшее внимание. Более того, всей мимикой Турецкий как бы говорил, что совершенно одобряет оратора по всем пунктам пламенной речи. Думал он при этом следующее:

«Ага. Справедливость, равные стартовые условия… Пока ты был у руля, заказ на рекламу президентских выборов почему-то получила именно твоя группа».

Вслух он произнес следующее:

— Тогда, может быть, среди «рекламщиков» нарастало недовольство, созрел так сказать дворцовый переворот? Возникла некая новая сильная фигура, пожелавшая сместить заевшегося олигарха? Король умер — да здравствует король! Кстати, кто будет преемником Трахтенберга на посту председателя совета?

— Это не важно, — поморщился Артеменко. — Я сказал уже, что ассоциация утратила свою патронирующую роль. Каждый участник этого бизнеса нашел свою нишу. Рынок поделен.

— Но, возможно, есть обиженные?

— Обиженные есть всегда. На обиженных воду возят, — усмехнулся Артеменко. — Однако если каждый обиженный примется взрывать автомобили… Останутся только пешеходы. Не так-то это просто устроить, вы не находите?

— Нахожу. Поэтому и пытаюсь понять, кто мог организовать эту акцию. Судя по обстоятельствам взрыва, организатор многое знал о Трахтенберге: каким путем тот возвращается с работы домой, в какое время Арнольд Теодорович выехал из офиса…

— Ну… Все правильно, — улыбнулся Артеменко.

Турецкому порядком надоели эти его улыбочки всезнающего гуру. Мол, знаю, но не скажу.

— Между прочим, и у вас, милейший Иван Васильевич, есть мотив убийства.

— Да? Какой же?

— Ну как же: из-за Трахтенберга вы лишились возможности жить активной, полноценной жизнью.

Лицо Артеменко на мгновение окаменело. Затем он снова улыбнулся. Но это, пожалуй, и не улыбка была. Скорее, оскал.

— А я продолжаю жить активной и полноценной во всех отношениях жизнью, — медленно проговорил он. — Вы полагаете, что для этого обязательно нужны ноги? А я думаю — голова. Козлы, вон, бегают на четырех копытах, а толку что? Даже молока не дают.

«Это он обо мне, что ли? — изумился про себя Турецкий. — Это уже на грани фола, если не за гранью. Спокойно, Саня, не поддавайся!»

Сцепив под столом руки, Александр продолжил беседу:

— Но, согласитесь, у нормального человека в ваших обстоятельствах должно возникнуть элементарное желание отомстить, желание возмездия.

— Бросьте вы! Я немедленно выставил бы вас вон, но понимаю, что профессия накладывает отпечаток. Преступники мерещатся повсюду. В моем случае это абсурд! Я прикован к этому креслу восемь лет. Неужели вы думаете, что за этот срок я не нашел бы возможности расправиться с Арнольдом, если бы захотел? Уверяю вас, он умер бы гораздо раньше. И разве я сказал, что меня «заказал» Арнольд? Он вообще мог быть не в курсе, каким образом для него расчистили место.

— Что же получается? Коллеги по бизнесу живут между собой мирно, и у них нет мотивов для убийства. Вы тоже не причастны, вы меня убедили. Кто же остается?

Иван Васильевич загадочно молчал.

— Кстати, вы, конечно, знаете, что два месяца тому назад на Трахтенберга уже было совершено покушение?

— На Трахтенберга? — как-то по-особому спросил Артеменко.

— Ну да… Взрывчатка также была в его автомобиле. Взрыв произошел, когда в нем находился Трахтенберг. Все так же.

— Так же? — переспросил Артеменко, опять по-особому произнеся слово.

— Ну… Не совсем так. В первом случае взрывпакет был прикреплен к днищу. И пострадал охранник Арнольда. Но во втором-то погиб он сам!

— Думаю, что и в том, и в другом случае пострадал тот, кто должен был пострадать.