Рекламная любовь

— Внимание! Мария и Сергей Гончаровы! Встречайте! — вскричала пухленькая хозяйка заведения.

Под шквал аплодисментов в зал вошли новобрачные. К их ногам бросали деньги, молодые смеялись. «До чего красивая пара! — в первый момент подумал Антон Владимирович. В следующий момент он просто ахнул. — Боже, твоя воля!»

Маша Разуваева, нет, теперь уже Гончарова, в длинном подвенечном платье, в трехслойной фате, сияла ослепительной красотой. Рядом с ней, в темном костюме, в белой рубашке с бабочкой стоял… Боже, тот самый мальчик, которого он, Антон, видел на лестнице Машиного дома, уходя от нее под утро. Вернее, дом был не Машин, а ее подруги Надежды. Да вот и она! Стоит рядом с невестой. Понятно, свидетельница. Надо же! Машка вышла замуж… От этого открытия, от внезапности и какой-то киношной неправдоподобности встречи у него заныло сердце.

А он-то, старый дурак, хотел позвонить ей, пригласить в гостиницу… Невесту! Теперь уже жену этого юного создания. Он ведь моложе ее лет на пять, вспомнил Антон. Выходил все же Марию. Высидел на подоконниках свое счастье… Но Машка-то! Зачем ей этот юнец? Так рвалась в Москву, как «Три сестры» в одном флаконе. Приперло, что ли? Может, залетела? А может, от него, Антона? Он впился глазами в плоский живот невесты, не замечая, что спускается вниз.

— Гости дорогие, рассаживайтесь! — Командовала сухощавая брюнетка. — Маша, Сережа, приглашайте гостей к столу!

— Дорогие гости! Просим вас к столу! — звонко и весело выкрикнула Маша.

Теперь, когда он услышал ее голос, сомнений не оставалось — это она, Маша Разуваева. То есть теперь Мария Гончарова. Ах, как жаль! Как жаль, что больше он не сможет проводить с нею ночи. Жаркие ночи любви… М-да-а, пропал целый город! На черта теперь ездить сюда на сессию?

— Антон Владимирович! — услышал он и вздрогнул.

К нему устремилась Надежда, подружка невесты.

— Вот так встреча! А вы что здесь делаете?

— Да вот, приехал Марию поздравить, — попытался пошутить Антон.

— Она вам сообщила о свадьбе? — округлила глаза Надя.

— Я сердцем почувствовал, — пошутил Антон.

— Здорово! Я сейчас скажу Маше…

— Не нужно! Не сейчас! Неудобно.

— Почему? — как бы удивилась Надя. — Вы не бойтесь, места лишние есть, — простодушно добавила она. — Машкина родня не приехала.

— Почему?

— А она им ничего не сообщила. Свекрови сказала, что пригласила, а сама не пригласила, сказала, что они там все заболели у нее. Вот лишние места и образовались. Ну… Вы же помните, из какой она семьи… — не преминула добавить Надя.

— Ничего я не помню. А эта брюнетка? Я думал, это Машина мама. Она кто?

— Это посаженная мать. Машкина начальница. Алла Юрьевна.

— Где свидетельница? — громогласно спросила брюнетка.

— Я иду, иду, Аллюрьевна! Правда, пойдемте! Маша будет очень рада! — Надя буквально вцепилась в его руку.

— Нет, Надя. Я здесь не один. Мы с другом… — вырывался Антон Владимирович. Да что же она в меня впилась, как клещ энцефалитный? Бред какой-то…

— С Другом? С тем самым? Из рекламы?

— Из какой рекламы? Ах, ну да… Мы наверху, вон наш столик. Я попозже спущусь, если удобно будет.

— Обязательно, ладно? Обещаете?

— Надежда? Ты с кем там любезничаешь? Пригласи мужчину к столу и займи свое место!

— Ой, я бегу, бегу, Аллюрьевна!

— С кем это ты там любезничал? — спросил Трахтенберг.

Он был нетрезв. Вернее, пьян. Не в общепринятом смысле слова. Антон никогда не видел приятеля вдребезги пьяным. Он всегда держался на ногах, балагурил, мог часами «держать стол», отражать шутки и всякие подколки, на которые так щедра актерско-режиссерская братия. И при этом в нем «сидело» порядка литра водки или коньяка. Антон сам неоднократно был свидетелем подобных застолий. Единственное, что выдавало степень опьянения Трахтенберга— возникавшая под парами страсть к авантюрам, мистификациям. Он мог, словно Воланд, запросто забросить компанию из двадцати человек в другой город, купив целый вагон. И ящиками лить шампанское на изумленных проводниц. Бывали такие случаи. Поутру компания очухивалась где-нибудь в Мурманске. И злой с похмелья Арнольд далеко не всегда обеспечивал публику обратными билетами. Сама, сама, сама…

Еще опаснее была другая ипостась пьяного Арнольда: угрюмая решимость устроить шумный скандал с далеко идущими последствиями… Например, набить морду заместителю министра на банкете по случаю закрытия кинофестиваля. Свидетелем такого события Антону тоже довелось быть… Короче, куда ни кинь, всюду клин.

Антон оглядел стол. Ого! Одну бутылку коньяка приятель уже «усадил». Оленька как раз принесла вторую… Григорий вообще был, что называется вусмерть… И все пытался что-то объяснить шефу заплетающимся языком.

— Пошел вон, пьяная скотина! — оборвал его Трахтенберг. — Пересядь за другой стол. Вон туда, к окну. И жди, когда я тебя позову.

Охранник с трудом поднялся, едва держась на ногах, дошел до пункта назначения, где и рухнул на стул, уронив голову на натруженные в спортзалах руки.

— Вот так! Тень, знай свое место! — злобно проговорил вслед Арнольд.

— Алик, ну что ты завелся? Отдохнуть ведь приехали, а ты вечер портишь…