На больших станциях я десантировался на платформу, где покупал у торгующих бабулек всякую снедь – картошку, пирожки, огурчики-помидорчики… В привокзальных ларёчках затаривался минералкой и кефиром.
Очень скоро я вжился в роль продовольственного снабженца, эдакого интенданта при своём семейном отрядике.
В Уфе даже удалось сделать несколько вылазок. Сначала принёс что-то поесть, во второй заход – попить. Когда покупал воду, увидел очередь за виноградом и решил побаловать им жену с сыном.
Обхватив руками объёмный кулёк, полный спелых ягод, я направился к своему поезду, который пришвартовался зелёным боком ко второй платформе. Прямо передо мной по первому пути покатил товарняк. Шёл он солидно, никуда не торопясь.
Меня посетило предчувствие чего-то недоброго. Присев на корточки и увидев между колёсами товарняка свой поезд, я сразу понял – отчего. Состав из семи вагонов на третьем пути тронулся с места и мало-помалу набирал ход.
А рядом со мной всё катили и катили товарные вагоны, нефтяные цистерны, платформы с сельскохозяйственной техникой. Я снова присел и увидел последний, свой седьмой вагон, который вслед за другими шестью и локомотивом скоро покидал столицу Башкирии, уверенно двигая на Запад. Мозг подал внутреннему компасу нужный сигнал, и я засеменил по перрону уфимского вокзала в том же направлении.
Только отгрохотал товарняк, освободив дорогу, как я, перепрыгивая через рельсы, с кульком в охапку ринулся в погоню за убегающим поездом. Без сомнений, в тот сентябрьский день 88-го года я показал свой лучший результат в беге. Дверь в вагоне была ещё открыта, но ступеньки уже прикрыли железной площадкой – фартуком. На него я и положил на бегу кулёк, стараясь сделать это аккуратно, чтобы не помять виноград. Стоящие в тамбуре мужики схватили меня за руки, за шиворот и затащили внутрь.
Вечером я вышел сюда покурить и меня чуть не хватил удар. Дверь была открыта и на площадке-фартуке, свесив ноги, сидел наш проводник и громко пел свои народные песни. Рядом с ним, тоже болтая ногами, сидел и внимательно слушал певца наш сын! После очередной остановки поезд уже набрал приличный ход, а у них здесь в самом разгаре концерт на свежем воздухе!
На следующее день я проснулся от дурного сна, в который настырно забрался тяжёлый запах из реальной жизни. Мальчику лет четырёх, ровеснику нашего сына, который ехал со своей мамашей вместе с нами, под утро приспичило в туалет. Ребёнок пытался сам открыть дверь купе, но не смог. А скромность и воспитанность мальчишки не позволили ему по такому пустяку будить старших. Вот потому и «благоухало» теперь вокруг.
До самого Волгограда мы с женой и сыном ехали в соседнем пустом купе. Плотно закрыли дверь, широко открыли окно, в которое на подъезде к городу влетела куча земляных комков, метко пущенная местными пацанами. Таким оригинальным салютом встречали нас на Волге.
Добро пожаловать в город-герой!
Стоял я под душем, смывая с себя все злоключения последних дней, и думал: «Нет, лучше сидеть и сколько угодно ждать авиарейс, чем участвовать в таких экстремальных железнодорожных пробегах на выживание!».
Акын, шаман…
– Дождались?! Белые мухи полетели!.. Па-адъ-ём!
Вот почему он орёт, дурак старый? Опять, поди, с похмелья не спится, ну а мы-то здесь причём?! Всё же гаденький он тип, этот военрук. Есть такие людишки – коль не мне, так и никому! Карандышев хренов! И в детстве, наверное, таким был. Конечно, а каким же ещё? Оттуда ноги растут. Западляцкий типус был, факт! От товарищей доставалось крепко, только жаль – мало…
Тот же Калганин выходит спокойно из конуры в углу барака, где ночуют педагоги, кашлянёт в кулак для начала:
– Так.
И лишь потом, негромко:
– Подъём.
Хотя ведь тоже человек похмельем мается.
Или Витя Пичугов. Самый главный здесь над всеми, однако же:
– Ребята, встаём!
Не начальник, душа!
В ладоши похлопает: раз-два-три, и обязательно добавит:
– Нас ждут великие дела!
А вот тут, дядя Витя, киксуем, потому, как дела наши на величие никак не тянут. Весь день на карачках по грядкам ползать, что в том значительного? Картошкой ведро наполняй, из ведра в мешок высыпай, и опять по новому кругу – «эта песня хороша, начинай сначала». План ещё какой-то придумали, стахановцы. Интересно, если поспорить на что-то серьёзное, можно выполнить этот план? Да ну на фиг! Я бы и спорить на такое не стал…
Какие ещё мухи?!
Заспанный, я резко сел на своём втором ярусе. И с чего эти мухи вдруг белыми стали? Поседели от горя – холода грядут, или неизвестные науке альбиносы залетели в наши края?
– Снег, – кстати пришла подсказка снизу.
За окном медленно, будто в киношном рапиде, крупные снежинки падали на землю и тут же таяли. Видно, их время ещё не пришло.
Почти одновременно вокруг меня всё зашевелилось, зазевало, закашляло. Остывший за ночь барак загудел, засмеялся, заворчал удивительно стройным многоголосием. Музыкальное училище готовились к новому дню битвы за картофельный урожай.
Сначала всё было замечательно.