Рекламщик в ссылке для нечисти

— Не стану я бежать. Всё одно он отыщет, Васенька... — прошептала она торопливо, прильнув к нему. Щека её на его щеке была мокрой. — Он ведь в жёны меня хотел взять ещё тогда, я батюшку молила, чтобы не отдавал... Казимир сказал, всё одно я его буду, а что отказала, так даже и лучше. Больно молода — ума покуда наберусь, а ежели горда, так стану не советника женой, а кого-то чином повыше. Он не забудет, Васенька, он отыщет... Не хочу, не хочу!

— Я ему в глаз дам, когда увижу, — пообещал Василий и крепче прижал Марьяшу к себе. — Ишь, губу раскатал — и жену ему, и чин ещё какой-то... Не бойся, слышишь? Ты же у меня вообще почти ничего не боишься. Гришку вон приручила. От ырки меня отбила. Теперь моя очередь. У нас есть план, и никакому Казимиру тебя никто не отдаст...

— Одну эту ночь, Васенька, — зашептала она, ища в темноте его губы. — Одну эту ночь мне дай, а дале всё одно, что с нами будет...

— Нет, так не пойдёт, — ответил он ей (и эти слова дались непросто). — В спешке, на нервах — это вообще никуда не годится. У нас ещё будет время, ясно?

А утром их пришли будить все: и Любим, и Деян, и Тихомир. Лица у них сразу стали очень разные, но думали, ясно, все об одном. Поверят такие, что он её просто обнимал всю ночь, даже и не целовал...

Тут Василий вспомнил, при каких обстоятельствах просил его поднять, и ему стало не по себе.

Глава 26. Василий вступает в бой

День, которого все они так боялись и ждали, наступил.

— Всё, да? — спросил Василий, торопливо влезая в кроссовки. — Прибыл колдун?

Ему показалось, сердце обхватила холодная тяжёлая рука. Обхватила и не отпускает, тянет.

— Да уж прибудет, — хмуро сказал Тихомир. — Завид вести получил. Едут они, и Борис с женою, и Казимир, пёс проклятый, и дружина с ними, три десятка. Как нож-то отнимать будем, не ведаю...

Он поправил пояс, на котором теперь висел тяжёлый меч в узорных ножнах, окованных металлом.

— Ну, как, — сказал Василий, поднимаясь и приглаживая волосы пятернёй. — Как и собирались. Для начала поговорим, а не поможет, силу применим. Нам главное нож сломать. А если он ещё не приехал, чего вы меня разбудили?

— А ты чё, второпях собрался бежать, порты натягивая? Глаза хоть продери, да поешь, попей... Али с пустым брюхом на колдуна-то попрёшь?

— Да мне, блин, и кусок в горло не полезет... — пробормотал Василий.

Кусок полез. Сидя за столом у корчмы, Василий от нервов съел трёх карасей в сметане и закусил пирогом с вишней, поглядывая на другой берег. Там, ближе к дороге, тоже стояли столы, крепкие, без скатертей, но за ними никто не ел. Их поставили там нарочно, чтобы перевернуть и устроить заслон, если придётся.

Люди всё-таки шли. Пока ещё не заходили далеко, бродили у озера, заглядывали в корчму промочить горло. Кто-то смотрел с моста, искал водяниц, но те прятались. Один лишь водяной, дядька Мокроус, порой выныривал с уханьем и, разбрасывая брызги, опять уходил на дно.

Пришли какие-то знакомые Завида. Присмотревшись, Василий понял, что троих уже знал: те самые, из корчмы в Нижних Пеструшках, и ещё тот, кто приезжал на коне. Четвёртый был до того косым, что глаза встречались у носа, а пятый прятал лицо за волосами. Что с ним, Василий не разглядел, но именно этого человека и звали Рылом.

Мальчишки с лотками, принаряженные, причёсанные, кричали весело:

— Водяницы-красавицы всякому нравятся, да как быть, ежели в воду станут манить? Воткни иглу в рубаху, да к воде ступай, не зная страху! Хотя и мала, защитит тебя игла!

— Купи полыни веточку за малую монеточку! Хотя и не игла, убережёт от зла!

— А лучше всё ж таки иглу! Она и супротив водяницы, и в хозяйстве сгодится!

— А вот венки, венки, ярки да легки! Полевик чаровал, дабы ни один цветик не увял! Два бери за пятак, а третий так...

На воде покачивалась единственная лодка, которую удалось раздобыть к этому дню. Лодка видала виды, и никто не мог сказать, как долго она продержится, прежде чем даст течь. Следы нелёгкой судьбы, как смогли, прикрыли цветами.

На лугу, свернувшись, дремал Гришка и отсюда казался большим серо-зелёным стогом. Рядом ждала своего часа телега, тоже украшенная цветочными гирляндами.

Ближе к дороге в небольшой будочке сидел Хохлик и, высунув язык от усердия, чертил писалом крестики на бересте, подсчитывал гостей. Но гостей пока было немного, так что он всё больше сидел без дела, болтая ногами.

Добряк вынес кому-то кружки с медовухой, подошёл к Василию и прошептал с улыбкой, нагнувшись:

— Чё ты всё жрёшь, а? Пузо не треснет?

И потянул к себе миску с остатками пирога, но Василий намертво вцепился в край.

— Вот это ты неблагодарный, конечно! — зашипел он. — Я тебе рекламу делаю. Гости на меня смотрят, у них тоже аппетит просыпается...

— Да чё мне с рекламы-то твоей, ежели ты всё в одну харю сметёшь, никому не оставишь? Нешто думаешь, еда по волшебству на столе возникает? Отдавай пирог!

— Не отдам! — воспротивился Василий.