Рекламщик в ссылке для нечисти

И понесла сковороду наружу. Должно быть, в хорошую погоду они завтракали на улице. Василий поспешно плеснул себе молока, взял ломоть хлеба и пошёл следом.

Марьяша лезла на крышу по приставленной лестнице.

— Э, — сказал Василий. — А за столом разве не удобнее?

— Такое скажешь! — весело ответила она. — Там же места не хватит. Да и обычай таков...

— Ладно, обычай так обычай, чего спорить, — согласился Василий, взял кружку и хлеб в одну руку и тоже полез. За этой сковородой он готов был следовать куда угодно, пусть даже и на крышу.

Вот только Марьяша, заметив его, как будто удивилась. Она примостила сковороду, чтобы та не съезжала, обернулась, подняла брови и спросила:

— А ты-то сюда пошто забрался?

Василий даже слегка обиделся. Это что, выходит, она на себя одну готовила? Но раньше, чем он успел хоть что-то сказать, земля задрожала, раздался топот, Гришка пронёсся от ворот, посопел, поднимаясь на задние лапы, вытянул серо-зелёную голову на длинной шее, да и слизнул яичницу со сковороды.

Потом его маленький жёлтый глаз заметил и хлеб.

— Фу! — закричал Василий, отодвигаясь, но Гришку не учили командам. Он разинул пасть, покосился на Марьяшу и деликатно взял хлеб — вместе с рукой. Хорошо хоть прикусить не успел.

Василий отдёрнул руку. Гришка навис над ним, жуя, обнюхал и чашку, но туда уже не пролез. Тогда он неохотно отстранился и опустился на землю, но уходить не спешил, принялся чесать бок об угол дома. С отчётливым стуком упала лестница.

— Экий ты, Вася! — упрекнула Марьяша. — Чего тебе внизу не стоялось? Как теперь слезать-то будем? Надобно покликать кого...

— Да что тут слезать? — сказал Василий и сунул ей в руки свою чашку, прикасаться к которой после Гришки всё равно бы не стал. — На вот, попей молочка. Щас порешаю.

Он лёг на живот, дополз до края вперёд ногами, свесился, прополз ещё немного. Решил, что повисит на пальцах, а там спрыгнет. Сколько до той земли?

Вот только зацепиться пальцами и удержать тело ему не удалось. Неожиданно для себя он оказался на земле быстрее, чем рассчитывал. Лёжа на спине и глядя в синее небо, Василий пытался дышать. Он успел пожалеть, что вообще встал с постели в этот день, а потом небо сменилось чешуйчатой бородавчатой мордой.

Гришка старался помочь. Он зашёл слева, подтолкнул носом, зашёл справа, и под его лапой что-то хрустнуло. Дерево. Лестница.

— Проваливай уже, блин, помощник, — прокряхтел Василий, кое-как поднимаясь. — Спину вон хозяйке своей подставь...

Но Гришка то ли что-то заметил, то ли просто дурил — замер, уставился куда-то, а потом скакнул, да и унёсся к воротам, а там в поля. Едва створку не снёс. Слышно было, как заполошно кричат испуганные куры.

— Скоро ли, Вася? — спросила Марьяша сверху.

Он мрачно посмотрел на лестницу и, помолчав, сказал:

— Короче, есть хорошая новость, а есть не очень. Хорошая — была у вас одна лестница, а стало две...

— Нешто это добрая весть? — не согласилась Марьяша.

— Тогда вот хорошая: у вас тут появились дрова для растопки печи. А какая новость не очень, сама догадаешься. Ладно, спускайся, что ли, как-нибудь поймаю тебя.

Первой вниз полетела сковорода. По счастью, Марьяша не старалась передать её непременно в руки Василию, и это его спасло. Следом она спустилась сама. Он подхватил её под колени и даже не упал, хотя опасался, что этим кончится.

Марьяша оказалась совсем лёгкой, не тяжелее Волка. Василий мог бы, наверное, обнести её вокруг всей деревни и даже не устать.

— Отпустишь, может? — спросила она негромко. Смутилась. Он тоже смутился: стоит тут, прикидывает, сколько в ней килограммов... Так что он поставил её на землю и намекнул, что тоже не отказался бы от яишенки, раз уж так ей помог. Вот и дрова до печи донесёт.

Дрова, правда, пришлось ещё наколоть, но яишенку свою он получил. Только хлеба не осталось — шешки-таки утащили, пока в доме никого не было, как-то отвлекли Волка.

Уже когда Василий доедал, жалея, что нечем вымакать сковороду, в окно просунулась чья-то незнакомая длинноносая рожа, сообщила скороговоркой, что надо бы к кузнецу, поглядеть, как там чего, а кто за это взялся, тот пусть и это самое, и исчезла.

Василий вздохнул. Потом прикинул, что идти к кузнецу, пожалуй, не так и плохо по сравнению с работой у озера, да и вообще с каким угодно делом. Его собственная работа, и довольно важная, начнётся позже, и уж с ней-то ему никто не поможет. Ну так и он не обязан помогать всем остальным, правильно?

— Поглядела бы я хоть издали, — сказала Марьяша, — да только хлебы печь, да бельё стирать, да в доме прибрать надобно.

Ни зависти, ни сожаления в её голосе, однако же, не было.

— Там и не на что смотреть, — пожал плечами Василий. — Нора, а в норе мужик. Вот, в общем, и всё.

Он позвал Волка, но тот не пошёл, остался в доме, надеясь, что ему ещё что-то перепадёт. И выглядел подозрительно довольным, и шешков не спешил гонять. Василий даже подумал, не вступили ли они в сговор, когда тащили хлеб со стола.