Рекло. Роман об именах

«Василе несколько раз пробуждался ночью, а утром он долго не мог осознать, в каком временном промежутке дня он находится, настолько тучи заволокли небосвод. Такие условия были просто идеальны для финальной вылазки. Охотничий кураж был высок настолько, что им заразился даже Богдан Алексеевич. Приближался полдень, а дождь всё не шёл, хоть тьма и продолжала сгущаться. Такое ожидание для Василе оказалось невозможным, поэтому он принялся отвлекать себя от мыслей любыми способами.

Сперва в ход пошли бытовые разговоры, но как на зло Богдан Алексеевич готовился к вылазке, а Мария Семёновна ушла на встречу книжного клуба. После усмирять тревогу пришлось с помощью «базовых детских исследований»: разглядывания узоров на паркете, завитушек над дверьми и рисунков на старой скатерти. Он прекрасно знал, что всё это какая-то пошлая игра в догонялки с пустотой внутри себя, в которой не будет выигравшего или проигравшего. Всё было лишь унылым бегом, оставляющим после абсолютное ничто. В момент осознания проблемы пришёл и момент осознания пути решения проблемы. Василе решил переезжать. Да, это одна из форм таких догонялок, но с результатом в виде возможного отчуждения от статуса страдальца из обычного мира, попавшего в мир иной. Богдан Алексеевич поначалу был против этой затеи, но затем со словами махнул рукой, дав своё одобрение. Мария Семёновна отнеслась бы к этому еще негативнее, но Василе нагло воспользовался её отсутствием, отдавая себе отчёт в своих действиях.

Переездом это было назвать трудно. С собой была лишь одежда и книга Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери», взятая из личной библиотеки Богдана Алексеевича. Василе не слишком приглядывался к литературе внутри дома его спасителей, но завидев именно эту книгу в нём проснулись детские воспоминания, из старого гештальта неприятно подуло холодным ветром. В седьмом классе Василе на весенних весёлых стартах был одним из двух болельщиков, пришедших посмотреть школьное празднество, чествующее по старинной традиции тело и дух. Вторым болельщиком был его друг Атый. Атый уже давно курил за гаражами, сам он называл это проектом. Целью проекта было внедрение в весёлый, искренний и безопасный социум. А ещё Атыю было нечего делать днём, уроки он не учил, на кружки не ходил. Тогда они оба были гонимы своими родителями на такое необязательное и унылое, в рамках зрительского опыта, мероприятие. Василе чуть было не начал засыпать на этапе эстафет, как его друг начал пересказывать ему с интересом и трепетом сюжет романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери». Василе не видел своего друга вот уже почти шесть лет, но его образ как будто бы был всегда с ним, олицетворяя незыблемое детское товарищество, от реального человека там почти ничего не осталось.

В его новом доме уже ждала Она, держа в руке тарелку с кусочком торта.

– С новосельем! – сказала она, протянув вперед тарелочку.

– А ты откуда узнала? – ошеломлённо спросил Василе.

– Здесь информация распространяется очень быстро. Богдан сказал. А ты как думал?

– Быстро же ты всё подготовила.

– Ничего не быстро. Я была готова ещё когда тебе этот дом показали. Все ждали, когда ты решишься.

–Все?

– Да. Все. И сейчас все придут. У нас как раз пара минут есть.

– Подготовить ещё что-то нужно?

– Нет, всё уже готово, я же уже сказала. Пара минут, чтобы поговорить.

Они оба сели на старую софу коричневую софу, стоящую посреди комнаты. Василе не сразу понял подвох, но затем озвучил свой вопрос:

– Здесь же всё было немного по-другому?

– Может и было, но какая разница? Ты решился прямо сейчас. Василе, мне нужно тебя попросить кое о чём очень разумном.

Их лица были слишком близки друг к другу. Василе выводило из себя, что он подмечает, как её губы филигранно вытачивали тихим тоном прекрасные слова, пока её глаза, наполненные чем-то светлым, застывшие в выражении созерцания сокровенного, смотрели на него. Она сделала паузу, далёкий сквозняк, проникший чудом сквозь пространство окна, донёсся до её лица, обрушив прядь волос. Она продолжила только после того, как увидела в его глазах решимость и ни грамма трепета.

– Ты принес книгу. Не читай её. А ещё. Вы же сегодня идёте на вылазку? Поступай, как всегда, безрассудно и глупо, ступая на что-то рациональное под собой, как умеешь. Знаешь, мне кажется, у тебя был бы черный пояс по творческому прохождению скучных серых бетонных лестниц.

Их лица были близки настолько, что всё вокруг казалось неуместным. Василе продолжал злиться, обращаясь в своем гневе не к ней, а к своей душевной или сердечной слепоте, из-за которой он привязывал себя абсолютно ко всему, что источало нежность, интерес и заботу. Он видел присутствие этих критериев, но не мог ручаться за их исполнимость, прыгая в любой огонь, что видел он на своем пути. Он чувствовал, что сейчас напрашивалось какое-то действие. Их разговор прервал вошедший в дом Лёник:

– Да, Василе, вот это у тебя домик. У меня намного меньше. А какие тут стены толстые! Окна тоже крутые. И плита есть!