Реконкиста

Вот тут-то Мазарини меня страшно удивил. Он не проявил страха, наоборот, схватив нож в зубы и два бандолета в руки, открыл дверь, выпалил в атамана, потом сам вскочил на козлы, ножом вспорол брюхо второму бандиту, и схватил поводья в руки. Возница, тоже в горячей воде купаный, схватил мушкет – по счастью, заряженный – и выпалил по троим разбойникам, блокировавшим дорогу. Те, скуля, разбежались во все стороны. Рвем с места, теряя, как минимум, одного бандита, копавшегося в наших багажах сзади. А вот второй уже заполз на крышу, с наилучшим намерением запрыгнуть на спину будущему кардиналу. На что Джулио, как будто ведомый шестым чувством, перебрасывает поводья вознице, поворачивается и в самый последний момент шпагой парирует удар ножа, после чего сам делает укол. В окне вижу падающий труп. А тут сзади уже поспешают наши вооруженные охранники и остатки банды разбегаются по кустам.

Все это продолжалось не больше, чем прочитать «Отче наш». Едва я успел выйти из изумления, сражение и закончилось. Когда же я начал поздравлять легата с его способностями, тот только рассмеялся и сообщил, что, служа в подразделении папской пехоты бывал и не в таких переделках, а в ходе обучения в Риме и Акала де Энарес[5], где помимо молитвам учили и битвам, и где в качестве учителей у него были лучшие фехтовальщики эпохи. Так что рапирой он работал, что твой кастильский идальго, ну а уж как сицилиец по рождению и римлянин по карьерному росту, с детства развил способность пользования ножом. Впрочем, и вся его дипломатическая карьера началась со славной кавалькады под крепостью Касаль в октябре 1630 года, когда он с криками «Расе! Расе!» (Мир, мир!) бросился между готовящимися к бою французскими и испанскими отрядами, в одиночку предупреждая битву, и весьма скоро доводя до армистициума (перемирия – лат.).

– Гораздо сильнее, мастер иль Кане, меня беспокоит то, что от самой Розеттины за нами следят, – сказал он мне, когда мы уже отъехали от места стычки на пару миль.

– Господи, да кто же?

– Этого я не знаю, тем не менее, кем бы он ни был, особым умением слежения он не обладает, поскольку профессионал был бы более внимательным. Впрочем, мы и сами можем узнать, кто это такой.

Говоря это, он подтолкнул меня в сторону кустов, вознице же и эскорту приказав, чтобы те ехали дальше и обождали нас на расстоянии полумили.

– А не слишком ли это рискованно? – спрашиваю я.

– Да какой тут риск, я слышу всего лишь одного коня, – отшатнулся Джулио.

Мы ждали не более пяти минут, как показался наш преследователь, молодой человек, одетый по-деревенски, зато на коне, даже на взгляд профана слишком благородном, чтобы ездить на нем мог какой-то голяк. Шпага на боку, бандолеты за поясом и гульдынка[6] за спиной указывали на то, что душа у молодого человека военная.

Мимо нас он проехал, особо не разглядываясь. И вот тут Мазарини молниеносно подскочил к нему. Одним ударом он перерезал подпругу, следопыта вместе с седлом в дорожную пыль свалил и уже поднял стилет, чтобы поразить плоть…

– Помилуйте, – заскулил молодой человек.

Я, со своей стороны, руку Джулио удержал, со словами:

– Ваше достоинство, я знаю этого человека!

– Кто он?

– Лоренцо, – представился лежащий, трясясь от ужаса. – Лоренцо Катони. Я осмелился ехать за благородными господами, поскольку мастер Деросси давно уже обещал, что я стану его учеником.

– Я? – от удивления раскрыл я рот.

– Если ты говоришь правду, тогда почему же скрывался, словно преступник? – вполне логично спросил посланник Ришелье.

– Из уважения и из опасения, что мастер не сдержит своего обещания, данного в присутствии моего отца.

– И что же на это твой отец? – спросил я, помогая подняться парнишке и подавая ему шапку, которая покатилась в канаву, чтобы тот накрыл свои коротко срезанные русые волосы, указывающие на нормандских или готских предков, много веков назад вплетенных в романское генеалогическое дерево.

– А он ничего сказать и не мог. Ведь вскоре после вашей поимки, пораженный апоплексией, он отдал Богу душу, оставляя сиротам только долги и несчастную ренту. По счастью, удалось сохранить кое-какие семейные ценности, а поскольку цену за них давали хорошую…

Неожиданно в голову мне пришла мысль:

– Так это ты мое пропитание в камере оплачивал?

– Не будем о мелочах, – покраснел Лоренцо. – Лучше помогите затянуть запасную подпругу.

– Ладно, тогда ремонтируйте седло, я же поеду охляпкой и заверну наш экипаж, – сказал Мазарини и, словно твой Зорро, вскочил на спину гнедого коня.

– Господи, Лаура, да что ты вытворяешь! – воскликнул я, когда всадник исчез за поворотом тракта. – Что, позавидовала костюму Жанны Д’Арк?

Переодетая девушка покраснела еще сильнее, но ответила, не теряя резона:

– Хочу быть с тобой, синьор, так как полюбила тебя с первого же взгляда.