Читаем Реконструкция полностью

Никто не успел ухватить смысл ее вопроса, так что ответа не последовало. Она взяла лежащую на столике ручку и стала писать в протоколе на пустых линейках, предназначенных для дачи письменных объяснений нарушителем. В ожидании, когда она закончит свою писанину, капитан поерзал губами, встал, вынул пачку сигарет и взглядом спросил Вихрова, можно ли закурить. Митя кивнул.

Ничто не предвещало неожиданностей. Проверив написанный текст и расписавшись в указанных галочками местах, Елизавета Генриховна передвинула протокол обратно в сторону закурившего милиционера. Ее лицо оставалось безмятежным.

Свободной рукой капитан небрежно развернул лист, и взгляд его пополз вниз протокола, к рукописному тексту.

После подписи Романовой-Юсуповой, под строчкой протокола с названием «Статья Конституции Российской Федерации мне разъяснена», ее рукой было начертано:

«Я, Елизавета Генриховна Романова-Юсупова, Княжна Московская, Герцогиня Австрийская, Принцесса Английская и Датская, никаких официальных документов, касающихся организованного мной митинга, не получала».

Представитель закона застыл, словно его только что обвинили в расстреле царской семьи. Он поднял на собравшихся полные ужаса глаза, и руки его замерли – в одной был протокол, в другой он держал сигарету. Для наблюдателей со стороны вся его недвижимая фигура входила в противоречие с дымом от сигареты, поднимавшимся вверх тонкой струйкой, сообщая окружающим, что происходящее – реальность, а не фото.

Поскольку протокол кроме него еще никто не читал, непонятно было, стала ли реакция милиционера следствием прочитанного или его обездвижила какая-то неведомая сила. В конце концов капитан беспомощно опустил руку с протоколом. В этот момент Саша Таранов шагнул к нему и спросил:

– Скажите, протокол составлен?

– Да-а…

– Можно на секунду? Я копию сделаю…

Таранов легонько выдернул из восковой руки капитана протокол, стремительно скопировал его на ксероксе и молча вставил обратно в руку застывшего милиционера. К жизни капитана вернула сигарета, которая, догорая, обожгла ему пальцы. Милиционер чертыхнулся, вдавил ее в пепельницу, оглядываясь, потер палец о бушлат, машинально еще раз поглядел в протокол и, обращаясь скорее к Юсуповой, чем ко всем, сказал:

– Извините. Большое спасибо.

Подчиненные недоуменно глядели на командира: «извините», «большое спасибо» – они не могли взять в толк, что тут произошло, и пытались вспомнить, когда еще их начальник говорил при них эти слова, чтобы выцепить из памяти аналог собственных действий в таких случаях. Очевидно было одно: нужно тихо повторять то, что делает старший по званию, и не задавать вопросов.

Не надевая шапок, почему-то пятясь и кланяясь, они стали медленно перемещаться в сторону выхода из кабинета.

Директор Шуховки не преминул воспользоваться психологическим перевесом и задал свой вопрос:

– Скажите, а вот это уведомление, о котором вы говорили, оно все-таки у вас есть?

– Да-да. Мы привезем. Сейчас все доставим.

Милиционеры исчезли. Вслед за ними, попрощавшись, отбыли и Елизавета Генриховна с шубой.

Оставшиеся в кабинете директора минут двадцать сидели в относительной тишине. Время от времени кто-то вздрагивал от хохота, вспоминая текст объяснения Принцессы Датской и Английской по поводу незаконного митинга, организованного ею в Центральном административном округе города Москвы, который им уже успел зачитать Таранов.

Дверь отворилась, и на пороге снова возник милиционер, правда, другой – совсем юный.

– Простите. А Елизавета Романна… Романова-Юсупова… К ней можно?..

Вихров, который уже сидел в кресле за своим столом, перевел на него взгляд:

– А? А ее нет. Она ушла.

– Э-э… А что же мне делать? Тут письмо для нее.

– На рояль вон положите… Я ей передам.

– Спасибо, – сказал милиционер, положил какую-то бумагу на рояль и вышел.

Когда он закрыл дверь, Вихров встал из-за стола и взял в руки принесенный документ. Это было уведомление, которое, судя по всему, напечатали на компьютере прямо в отделении милиции, а затем пропустили через факс – будто бы милиция получила его откуда-то. Без даты, без подписи… Зато в заголовке другим шрифтом было написано «Романовой-Юсуповой», в чем по закону не было необходимости – имя адресата на «уведомлении» появилось не до начала митинга, а после составления протокола о его проведении.

Вихров оставил бумагу на рояле и вернулся за стол. В кабинете снова настала тишина.

Глава первая, в которой Вихров ссорится с инструктором райкома КПСС и становится директором школы имени Шуховых

Осень 1988 года

– Дмитрий Сергеевич, можно вас? Вы не могли бы уделить мне несколько минут?

Преподаватель специального фортепиано и заместитель директора по внеклассной работе Московской специальной музыкальной школы имени Шуховых Митя Вихров обернулся. На него смотрела строгая женщина среднего роста с челкой и пучком на голове.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза