Реконструкция. Возрождение

Комендант Карл Френцель собрал уцелевших охранников и приказал навести порядок среди оставшихся в своих бараках узников.

— Бауэр, — обершарфюрер отыскал глазами в толпе своего помощника, — я хочу знать, какие у нас потери. И нужно срочно связаться с военной полицией вермахта. Выполнять!

— Да, обершарфюрер!

Пока его подчиненные наводили порядок, комендант устало оперся спиной на борт грузовика и огляделся. Его идеальный лагерь превратился в руины. Начальство наверняка не простит ему случившегося. С обершарфюрера строго спросят и за массовый побег, и за дисциплину среди его подчиненных, и за каждого погибшего солдата и офицера СС.

— Проклятые евреи! — Френцель в сердцах пнул сапогом в голову убитого заключенного, лежавшего рядом с грузовиком. — Надо было сразу удавить этих тварей!

— Обершарфюрер! — Бауэр вернулся с докладом. — В бараках мы насчитали сто тридцать заключенных. Около восьмидесяти евреев погибли при побеге, но пока сложно точно сказать, так как многие подорвались на минах.

— Каковы наши потери? — погибшие из числа заключенных Карла не сильно интересовали. Он был намерен поймать и уничтожить всех беглецов, без исключения.

— Девять эсэсовцев убиты, один пропал без вести, один ранен, двадцать восемь охранников не немецкой национальности либо застрелены, либо забиты до смерти.

— Дерьмо! — Карл Френцель буквально взбесился. Он орал, брызгал слюной, бил руками и ногами всех, кому не посчастливилось оказаться в этот момент рядом с ним. Наконец он успокоился. — Бауэр, соберите всех уцелевших охранников и ликвидируйте оставшихся в лагере заключенных.

— Всех заключенных? — уточнил помощник.

— Да, всех без исключения. Тех, кто откажется идти в газовые камеры, расстреливайте на месте. Выполнять!

— Да, обершарфюрер!

До позднего вечера эсэсовцы выполняли поручение коменданта. Крики, мольбы о пощаде и автоматные выстрелы не умолкали в течение нескольких часов. В «Собибор» прибыли люди из военизированной полиции и вермахта и взяли на себя охрану лагеря.

Когда в лагерь вернулся потрепанный отряд обершарфюрера Дюбуа, принесший своего израненного командира, комендант Карл Френцель наконец-то решился сообщить начальству о случившемся.

Сняв телефонную трубку, Френцель попросил соединить его с телеграфом. Через минуту он уже диктовал текст телеграммы:

— Коменданту полиции охраны общественного порядка в округе Люблин и шефу полиции Кракова. Четырнадцатого октября сорок третьего года, в семнадцать ноль-ноль произошло восстание евреев в лагере СС «Собибор», в сорока километрах севернее Холма. Они перебили охрану, захватили оружейную комнату и после перестрелки с оставшимся персоналом лагеря сбежали в неизвестном направлении. Сбежало около трехсот евреев, оставшиеся были либо застрелены, либо остались в лагере. Местность к югу и юго-западу от «Собибора» прочесывается полицией и войсками вермахта.

Закончив диктовку, обершарфюрер повесил трубку. Все, что ему сейчас хотелось, так это лечь спать и не просыпаться до тех пор, пока эта история не уляжется. Но он понимал, что его карьере приходит конец.

— Проклятые евреи…

* * *

Началась облава, организованная нацистами и их пособниками. Солдаты, эсэсовцы и полиция отлавливали беглецов по одному или целыми группами и возвращали в лагерь, где пленников сразу же расстреливало подразделение СС, срочно прибывшее из Влодавы.

Судьба же остальных узников, оказавшихся на свободе, сложилась по-разному.

Группа беглецов, состоявшая из Александра Печерского, Якова Штейна, Бориса Цыбульского, Семена Розенфельда и еще двадцати человек, осторожно пробиралась по вражеской территории.

В первую же ночь побега они попробовали попроситься на ночлег в соседнюю с «Собибором» деревню. Но крестьяне отказывались не только пускать на порог людей в лагерной форме, но даже давать им какой-либо еды. Поляки боялись возможного наказания со стороны немцев в том случае, если они узнают о том, что те оказали малейшую помощь беглецам.

— Больше в деревнях не показываемся, — принял решение Печерский. — Если нам будет нужна еда, лучше ее украсть. Потому что сейчас они нас просто прогоняют, а потом начнут сообщать о нас полицаям и солдатам.

Александр оказался прав. Когда за узников объявили награду, то многие местные жители доносили на тех, кого в тот момент укрывали в своих домах. В итоге большинство беглецов «Собибора» поймали не эсэсовцы, а как раз поляки.

Вскоре Якову пришлось распрощаться со своими товарищами. Они планировали присоединиться к партизанским отрядам, Штейну же хотелось бежать из Польши, подальше от пережитого ужаса.

Они долго прощались, особенно с Сашей. За недолгие недели знакомства советский лейтенант Александр Печерский стал для Якова почти как брат.

— Точно не хочешь с нами? — в очередной раз спросил Александр.

— Точно, — грустно улыбнулся Яков. — Я не солдат, я не могу больше смотреть на смерти друзей и врагов. От меня будет больше пользы в тылу, нежели на передовой или в лесных окопах.

— Ну, дело твое, — ответил Печерский и похлопал друга по плечу. — Давай, Нордлихт, береги себя.

— Ты тоже, Саша.