Адреналин от гонки все еще во мне, он под кожей, в голове, мышцах, и движусь я на откате. Жадно жру окружающую славу, поклонение — они нужны, чтобы восполнить ресурсы. Иначе захлестнет. Как обычно это бывает, в минуты максимального триумфа внутри рождается чернота. И кстати, я ее уже чувствую.
Сергей продолжает флиртовать. Я же потихоньку киплю в собственных темных эмоциях.
Машинально открываю сторис чувака, который купил у меня «супру». В первой же — фотография супереныша с разбитой фарой. Укол боли ощущается почти физически. В следующем кадре утырок весело рассказывает, как не справился с управлением и влетел в столб.
Блядь, в столб.
На «супре».
Бочина в хлам.
Чернота прорывается фонтаном. Сука, был бы в Сибири, прямо сейчас нашел бы тебя, чмошник, и показал, как с идейными тачками обращаться нужно. Сорвал злость.
Вдох-выдох. Я осушаю стакан.
Моя жизнь — это все-таки путь, а не результат. Подготовка к гонке, сама гонка — дают заряд и воодушевление. Потом становится пусто. Причем неважно, победил я или сошел с трассы.
Настроение становится паршивым. Чернота уже всюду. Обычно в это время я ухожу с кем-нибудь трахаться до тех пор, пока не вырубит.
Не вникая слушаю треп Сергея. Фанатка слева сидит слишком близко, бедром я ощущаю тепло ее тела. Она разглядывает мое кольцо, когда вновь поднимаю стакан.
Чувствую ее запах — сладкий, тягучий. Девчонка поглядывает на меня, в глазах блестит вызов. Старается дать понять и мне, и другим, что она здесь не просто так. Я прекрасно знаю, как это работает, ведь существую в этой реальности всю совершеннолетнюю жизнь. И по привычке тело откликается на красоту и доступность.
Тонкие пальцы снова касаются моей руки, и на этот раз я не отодвигаюсь. Все, что мне нужно было доказать, — доказано. Я на вершине. Розовые губы шевелятся, девушка что-то говорит, но смысл ускользает. Я оцениваю размер этих губ, оцениваю вырез на груди, фигуру в целом.
— Что тебе надо? — спрашиваю с ехидной усмешкой. Мы оба все понимаем, но я предпочитаю поиздеваться: — Я женат, малыш.
— Я знаю.
— И?
— А еще я знаю, что ты Тим Агаев.
Усмехаюсь и отворачиваюсь. Проверяю мобильник — там новые сторис от утырка, он продолжает фоткать «супру» со всех ракурсов, чтобы окончательно разорвать мне сердце.
— Блядь, — выдыхаю. Поворачиваюсь к Семену, чтобы поделиться горем.
В этот момент девица тянется ближе, и ее губы касаются моих.
Вкус каких-то ягод, мятное дыхание. Все происходит само собой, как будто в гонке, когда четко знаешь, что нужно сделать, поэтому не думаешь — просто делаешь. Тело реагирует по шаблону. Я совершаю привычное движение губами. Так было тысячи раз с сотней разных девчонок. Самому «супру» жалко до кровавых слез. Я будто предал ее, продав первому, кто предложил больше.
Как же охуенно мы с Настей в ней трахались! Жадно, нетерпеливо, и кайфа столько, что насмерть захлебнуться можно было, и хотелось этого. Насмерть захлебнуться с этой девочкой. Влажно, сочно, горячо, до покрасневших причиндалов, долго и просто охуенно трахаться с моей Настей. А потом ее мокрый юркий язык и влажные поцелуи по стволу…
Су-ка-а-а. Все это проносится в голове за секунду, и меня ошпаривает жаром возбуждения. Живот поджимается, вздрагиваю от прострельнувшей боли в паху. Член — камень. На второй секунде я понимаю: не Настя.
Резко отстраняюсь. Блядь.
На нас все смотрят, и у всех, сука, телефоны в руках. В нашем веке ошибки не прощают. Пульс под двести.
Девка снова тянется. Я отшатываюсь и блоком ставлю ладони.
— Хей, стоп, малышка.
Задевает, что никто из друзей не шокирован, даже не удивлен. Жена Семена показывает жестом, дескать, все окей, мы и не ждали от тебя верности.
Дальше все будет по стандарту: очередные посты о том, что Агай не способен ни на что нормальное. Женатым протянул четыре дня. Еще один гадский поступок в подтверждение всем тем, кто ничего хорошего про меня не думает.
В том, чтобы оправдывать худшие опасения, есть особенное ядовитое удовольствие. Эдакая вторичная выгода, к которой я за пять лет пристрастился. В том, чтобы быть ублюдком, от которого никто ничего не ждет, есть множество плюсов.
Мысленно я будто снова на той трассе с Федором и готовлюсь повернуть руль в сторону пропасти. Скорее, скорее разбиться вдребезги. И впервые за пять лет осознаю, что не хочу этого делать.
Сука. Я хочу как в прошлый раз закончить гонку живым и вернуться к своей жене. Чтобы сбила с ног и целовала до засосов, не заботясь о публике, пока я мну ее крепкую задницу и предвкушаю секс. Вернуться, чтобы разделить с ней триумф, а не гореть в этой черноте.
Я хочу доехать живым в той гонке.
В каком-то абсолютном, опустошающем шоке выхожу из-за стола. Срываюсь с места и бегу на первый этаж. Настя увидит в сети фотографию, где я с другой. Блядь, она непременно увидит, а остальное додумает. Сука. Паника сушит горло.
У бара тусят гонщики, я останавливаюсь и оглядываю их по очереди. Подхожу к старшему брату Смолину, который в компании с женой цедит колу.
— Так. Ты. Нормально водишь из них всех.
Пла-то-ша оборачивается, окидывает меня своим фирменным взглядом ботаника.