Рекорд

Он протягивает бокал, а сам делает большой глоток из бутылки. Мы чокаемся без тоста и пьем еще.

— Сложно жечь мосты. Она ведь моя сестра. Мы росли бок о бок, каждый день, каждый, блин, божий день проводили вместе время. А теперь связь надорвана. Я с тобой, а Юля даже смотреть на меня не может. Она зла мне желает, и ей плохо от этого. И мне тоже плохо, потому что понимаю ее. Потому что, если бы ты сейчас был с ней, а не со мной, я бы тоже желала зла… своей родной сестренке. — Вновь закрываю глаза. Уголки губ опускаются, я борюсь с желанием заплакать.

— И ты весь вечер грустишь из-за этого одна в ванне.

— Ты же занят, все в порядке. Я на тебя не злюсь. Справляюсь сама.

— Надо было написать, я бы приехал сразу.

— У тебя дела.

— Надо было написать, что я тебе нужен, я бы приехал, — повторяет Тим снова сердито.

Не нахожу ничего лучше, чем рассеянно согласиться:

— Буду знать. Я сидела у твоей мамы до закрытия, потом она меня добросила. И кстати, она тоже расстроена. Думала, что мы так быстро поженились из-за беременности. Хочет внуков. Одного тебя, депрессивного волка-одиночки, ей явно мало. Грустный сегодня день. Надеюсь, хоть у тебя что-то хорошее?

— Я тебя люблю, малышка. Настя моя. Девочка красивая, добрая. Самая-самая.

По коже несутся мурашки, и дело даже не в словах, хотя и в них тоже, а в тоне его голоса.

— А я тебя, — отвечаю незамедлительно. Растерянно. Хрипло.

Несмотря на то что нахожусь в растрепанных чувствах, я отчетливо понимаю: мы признаемся друг другу в любви. И делаем это не в постели, цепляясь друг за друга в нетерпении, потому что для удовольствия нужны друг другу как воздух. Не в какой-то страшный момент, когда Тиму или мне угрожает опасность и изо рта сами собой вырываются громкие словечки.

Нам никто не мешает. Мы ни с кем не сражаемся. У нас все получается по плану. Шилов с Ивановым наверняка в панике, а мы просто разговариваем по душам.

Я была готова к тому, что буду любить Тима без взаимности. Он сложный, он человека убил, и он не любит себя, поэтому вряд ли способен любить кого-то еще. И тем не менее он приехал будто для того, чтобы признаться. Холодок пробегает по телу.

Тим продолжает:

— Я накосячил сегодня. И наверное, с таким, как я, не может быть по-другому. Тебя ведь предупреждали. Хотя бы сестра твоя сто раз, верно? Да кто угодно. Знаешь, вся эта ерунда про то, что, лишь потеряв, начинаешь ценить, но уже поздно… Пафосная ерунда… Я тут понял, что не дураки ее придумали. У меня так и выходит, как в гребаной пословице. Я пиздец как тебя люблю, а говорю тебе это только сейчас.

Я подтягиваюсь повыше, и в этот раз Тим смотрит не на мою грудь, а в глаза. Видно, насколько для него важно, что я сейчас скажу, хотя он пьян и уже заведен из-за того, что я голая.

— Как накосячил, Тимочка? — шепчу растерянно. — Ты меня… продал Шилову?

— Блядь! — Взбесившись он брызгает в меня водой. — При чем здесь это вообще? Я тебя никому не отдам, тем более этому старому уроду. Хотя бы для приличия сделай вид, что наши отношения важны для тебя не меньше, чем свобода.

— Ты мне изменил? — спрашиваю невозмутимо. Сердце частит так, что пелена перед глазами.

Он переспал с другой? Этот красивый, идеальный мужчина сунул свой член в другую бабу? Хотел ее и взял?

В ванной вдруг становится невыносимо душно. Меня мутит, и часть души словно отмирает. Слабость. Если бы не эта слабость, я бы уже бежала.

Тим мне изменил. Конец нашим отношениям. Конец нам.

Мне нужно как-то это пережить. Взять себя в руки и подумать о будущем. С Мирой тогда была репетиция.

Я знала, какой он. И пришла к нему в гараж, потому что Тим Агаев, оказавшись на дне, — готов был ради победы пойти на все, даже на похищение. Когда человеку поцарапали эго, он идет по головам. И Тим вел себя соответствующе, он полностью подтверждал рассказы Юляшки — пропадал в гараже, занимался спортом и пытался развести на секс.

А потом он меня не выдал! И взял с собой. И заботился. Защищал, женился. Дарил подарки. И я подумала… Я так сильно влюбилась.

Нужно его простить. Тим меня спас, рискнув всем. Мне надо его понять и поддержать.

Но нас уже не будет. Я не смогу.

Он трет лицо.

— Меня сейчас Смолины привезли, наверное, минут за двадцать. Из бара на Свободном. Ладно, неважно. Я напился и случайно поцеловался… Блядь, как я бежал. Боялся, что ты уже чемодан собрала и скоро свалишь в ночь. Захожу в квартиру — тишина.

Я смотрю на него, моргаю.

Поцеловался? Черт. И все?

— Прости меня. Я не хотел.

Я всплескиваю руками, пока до меня доходит смысл слов.

— Вот, смотри, как было. — Тим достает мобильник, явно торопится. — Я сам покажу тебе. Пожалуйста, не отворачивайся.

Чуть овладев собой, я присаживаюсь. Он включает ролик на мобильном, запись с камеры.

Агай с друзьями сидит за столом, они болтают. Его облепили какие-то девицы, он ни одну из них не обнимает. Девицы его — тоже. На этом я сразу акцентирую внимание, потому что это важно. Тим говорит с парнями, со спонсорами, с еще какими-то людьми. Девицы вокруг него меняются, но он к ним совершенно равнодушен.

И тем не менее мои глаза наливаются кровью.