Охранник-поводырь бесцеремонно потянул створку на себя – распахнулась она совершенно бесшумно. За состоянием петель хозяин-инвалид определенно следил. Вся процессия остановилась на пороге. Поскольку Костя с Виорелом шли практически в первых рядах, им обоим прекрасно было видно, что гараж изнутри вполне обычен – ступеньки в ремонтную яму, узкие стеллажи вдоль стен и разнообразный автохлам под ними, пара бочек в самом углу, у дальней стены – узкий рабочий стол-верстак. Машины в гараже не было, иначе разглядеть все это вряд ли получилось бы.
Зато в гараже присутствовал хозяин – невысокий сухопарый дяденька. Видимо, означенный инвалид. Руки-ноги у него, правда, были на месте, пальцы на руках вроде тоже, да и на лице никаких видимых изъянов не наблюдалось. Одет был дяденька в брюки и фланелевую рубашку, на ногах носил кеды, а на носу красовались очки в тонкой металлической оправе.
– Ну, что встали, заходите, – пискнул дяденька фальцетом.
«По-русски», – машинально отметил Костя.
– И двери прикройте, – добавил дяденька, когда все оказались на площадке перед спуском в ремонтную яму.
Прикрыли.
– У нас мало времени, – сухо произнес Фертье. – Давай.
– Уже даю, – пробормотал дяденька, приседая перед заслуженного вида советской двадцатилитровой канистрой. Присел, откинул крышку (сразу шибануло знакомым бензинным духом), склонился над горлышком…
И мощно втянул бензиновые пары в себя.
Костя непроизвольно приподнял брови.
А рядом с сидящим на корточках дядькой почти сразу открылся широченный, метра два с лишним в диаметре, ход, откуда хлынул яркий дневной свет. Ход еле помещался в гараже – будь он сантиметров на двадцать шире, точно задел бы кровлю.
– Ну! – скомандовал Фертье.
Первый охранник кинулся в ход самостоятельно, а второй сграбастал Костю и шагнул вместе с ним.
Гараж исчез. Возникла степь, почти такая же, как в Джавале, только вместо моря тут далеко-далеко, на самом горизонте, виднелся темный на фоне неба горный кряж.
Если Фертье сказал правду, они оказались в Южном Сургане. И в Южном Сургане прямо сейчас вечерело.
Двое охранников помощнее телосложением встали рядом и присели каждый на одно колено. Самый из оставшихся субтильный (хотя сам по себе крепыш тот еще) ловко, в два движения взобрался им на плечи, натурально встал во весь рост. Еще один его придерживал за ногу чуть ниже колена. В руках у верхолаза Костя заметил небольшой бинокль, хотя кто, когда и откуда его успел вынуть – не понял.
– Прям силовые акробаты, – неодобрительно глядя на живую пирамиду, проворчал Виорел, в последние часы говоривший очень неохотно.
– Да, – согласился Костя. – Впечатляет. Чистый тебе дю солей, только бесплатный!
Живая пирамида, между прочим, не стояла неподвижно – охранники в ее основании потихоньку перемещались таким образом, что взобравшийся к ним на плечи коллега медленно поворачивался вокруг вертикальной оси справа налево, имея возможность обозревать горизонт румб за румбом, градус за градусом.
– Вижу, вон они, – примерно через полминуты сказал верхолаз, не отнимая от глаз бинокля. – Вон там!
И указал рукой – где.
Пятый охранник, до сих пор остававшийся без дела, вынул из-под пиджака пистолет с несуразно толстым стволом, обратил ствол кверху и выпустил в небо сигнальную ракету. Цвета она, можно сказать, не имела; а точнее – была невыразительно-желтой, как электролампочка, и, по правде говоря, больше дымила, чем горела.
Еще секунд через десять-пятнадцать верхолаз удовлетворенно сообщил:
– Увидели, зашевелились! Сейчас будут.
И ловко соскочил на землю, не выпуская из руки бинокля. Страхующий и тут ему помог – принял, придержал, что только усилило сходство с цирковыми акробатами.
Фертье все это время терпеливо и молча ожидал. Единственное, что он сделал, – это вынул часы из кармашка, открыл их и взглянул на циферблат. И тут же убрал назад в кармашек.
– Вира, дружище, – обратился к напарнику Костя, – ты случайно сурганского не знаешь? Пора бы и выучить. А то переход пропадает…
– Сурганского не знаю, – ответил Виорел, как показалось Косте – суховато. Кажется, он по-прежнему не был расположен к болтовне, да и вообще к разговорам. Похоже было на то, что нынешнее путешествие он воспринял без особого восторга, но перечить господину Фертье не посмел, подчинился.
Вскоре Костя заметил в той стороне, куда показывал верхолаз, слабенький шлейфик поднятой пыли, а затем различил более темную, чем изжелта-серая степь, точку. Точка постепенно увеличивалась, превратилась в пятнышко, а еще чуть погодя стало понятно, что приближается лошадь, влекущая за собой то ли телегу, то ли повозку. Лошадь никто особо не понукал, трусила себе неторопливо, но приближалась с каждой минутой.
– Пойдемте, чего время терять, – сказал Фертье и первым двинулся навстречу лошади.