Реквием

Были неоднократные попытки ухватить и держать руку просящего. Как только рука оказывалась в плену, пострадавший начинал визжать. Через секунду визжала вся компания, перекрывая звуки музыки. Казалось, что визжит добрый десяток недорезанных поросят. Схвативший растерянно отпускал руку и в палате снова раздавался оглушительный хохот.

Выбежать на улицу и найти виновного было невозможно. Взрослый не мог позволить себе путь, который мы проделывали меж ног гостей. Взрослые, включая моих родителей, беззлобно делали замечания. Но в целом сельчане довольно снисходительно относились к подобным забавам, считая их сложившимся атрибутом свадебных гуляний.

Потом следовали многочисленные «горько». Но это было совсем не интересно. Нам были непонятны дикие восторги кричащих при виде целующихся молодых или нанашек. Особенно, если при этом начинали считать. И мы справедливо считали запрет просмотра фильма с однажды поцеловавшимися героями недопустимым, в то время как на свадьбах все это выставляется напоказ, да еще и ведется счет. Когда плюются, говорят, что противно. А тут, наверное, сколько чужой слюны во рту! Тьфу!

Затем следовали совсем скучные процедуры дарения подушек, одеял, отрезов материи и денег. Некоторое оживление у нас вызывали дарения «на обзаведение хозяйства». Дарили кролика, петуха с курицей или маленького щенка. Особый восторг возникал, когда для дарения к столу молодых тянули ярочку или упирающегося барана, либо протягивали через стол визжащего поросенка. В настоящее время таких экзотических подарков на свадьбах не видно.

Потом раздевали невесту. Но это было интересно взрослым и тем, кто примерял фату. Меня же начинала одолевать зевота. Мама очень точно определяла момент, когда у меня начинали слипаться глаза. Несмотря на то, что я, по инерции, еще сопротивлялся, она уводила меня домой.

Зато вечером следующего дня был настоящий праздник. Сейчас это называется поправкой. Тогда такое мероприятие в нашем селе называли складаной. Название это пошло, вероятно, от бедности наших предков, а может от их искреннего желания помочь и сопереживать ближнему. Скласть, сложиться всем вместе для продолжения праздника.

Во времена моего детства пришедшие на складану действительно складывали принесенное на широкую лавку в сенях. Приносили хлеб, узелок с куриными яйцами, торбочку с мукой, крупу и бывший тогда ценным и дефицитным, сахар. Мужчины снова приносили самогон.

Сначала было застолье, где умещались и все дети. Молодая выходила к гостям в хустке и распоряжалась застольем на правах молодой хозяйки. Молодой ходил по рядам и наливал чарки. Музыкантов уже не было и свадьба становилась необычайно тихой. На складану приглашали гармониста. Ставили патефон, затем появилась радиола.

Но главными на складане, пожалуй, были песни. Песни запевали группы гостей в разных концах палаты. Сначала пели тихо, прислушиваясь к себе и к соседям, стараясь не мешать другой группе.

Чаще всего звучали удивительно мелодичные старинные украинские песни, привезенные еще предками с Подолья. Некоторые застольные песни того времени в селе помнят только глубокие старики. Но кое-что запомнил и я, родившийся уже после войны. Поднимая чарку, запевал, обладавший редким тенор-баритоном, Павло Навроцкий:

Котелася бочечка дубова-а-ая,

А в нii-i горивочка медова-а-ая…

Подперев чуть склоненную набок голову, в другой группе пела, перекрывая своим необычайно чувственным, лирическим сопрано все пространство палаты, соседка Навроцких, седая Люляна (Ульяна Андриевская). Когда запевала Люляна, песни, которые пели в разных концах палаты, звучали все тише и тише и, наконец, смолкали. Все слушали ее удивительно чистый голос, которому не нужен был микрофон.

Песни Люляны захватывали всех, проникали в душу, и слушавший, сам того не замечая, начинал подпевать. И скоро вся свадьба пела в едином порыве. Песня вырывалась за брезентовый барьер палаты и, казалось, захватывала все село:

   Цвiте терен,
   терен цвiте,
   А цвiт опадае,
   Хто з коханнем не знается,
   Тоi горя не знае.
   А я ж молода дiвчiна,
   Та i горе зазнала.
   З вечерочку не доiла,
   Нiчку не доспала…

В другом конце палаты группировались сельчане, пополнившие Елизаветовку из окрестных сел, в основном из Плоп. Звучали старинные народные молдавские песни. Все мои земляки охотно пели как украинские, так и молдавские песни:

   Зарь-заря, зарь-заря,
   Зарзарика зарь-заря.
   Де ла поартэ вине драгостя-я-я…

Едва успев закончить, начинали следующую, которую, без преувеличения, подхватывала вся свадьба: