Реквием

Силы Адаба восстанавливались, но по ночам снова снилась его обледенелая голова, каменной твердости шея. К утру его начинал бить сильный, судорожный озноб. Проснувшись поутру, он обнаружил, так знакомые ему двоение в глазах и половинчатое зрение. Вновь облаковидная серая пелена закрывала от его взора левую половину мира. К полудню, как и в Эдуббе (школе табличек) его валили с ног головные боли с тошнотой. Малейшее движение головы вызывало болезненное ощущение, колыхающейся внутри головы, еще совсем мягкой, полужидкой головкой, только что приготовленного, козьего сыра.

Приютивший его семейный клан состоял из семи человек. Глава клана, низкорослый худой старик с коричнево-серой, от постоянного пребывания на солнце, кожей лица, довольно сносно говорил на шумерском, родном языке Адаба. Старуха, его жена, все больше молчала, пребывая в постоянной работе. Но чаще всего Адаб видел ее, старательно выскабливающей и шлифующей ноздреватыми камнями, козьи шкуры.

Дочь старика, худая, сильно смуглая женщина средних лет, постоянно возилась у не потухающего днем и ночью, очага, устроенного под навесом скалы. Женщина занималась приготовлением пищи для всего семейства. Такая же смуглая, высокая ее дочь лет шестнадцати-семнадцати весь день занималась сбором ягод и лекарственных трав, выкапывала из влажной почвы берега реки съедобные клубни. Звали ее Саадат (Счастье).

Очнувшись от беспамятства, Адаб увидел, что девушка избегает его. Как только он появлялся вблизи ее, Саадат, схватив, плетеный из тонкой лозы, шебет (корзинка, лукошко — Прим автора), поспешно скрывалась в зарослях прибрежного кустарника, переходящего в низкорослый редкий лес. Обедая, Саадат садилась всегда так, что лицо ее никогда не было повернуто в сторону Адаба.

Очень скоро Адаб научился различать многие слова языка, приютившего его племени. Проще всего ему было общаться со старейшиной клана, смешивая шумерские слова с местным наречием. Однажды он спросил старика:

— Почему Саадат избегает находиться рядом со мной и никогда не разговаривает?

— У нашего народа с древности существует обычай. Если девушка хотя бы случайно увидела юношу обнаженным, она обязана стать его женой. Этот закон нерушимый и нарушить его не смеет ни одна женщина.

Адаб смутился:

— Когда же она видела меня обнаженным?

— Когда ты был окоченевший, а голову твою покинул ум (обморок, беспамятство). Тебя раздела вода, а остатки одежды мы стянули с тебя и растирали твое тело целебными снадобьями, замешанными на козьем жиру. Моя йолдаш (жена) потомственная кади (ведьма). - с оттенком гордости произнес старик. Тогда же Саадат, вернувшись из леса, и увидела тебя накеди (нагим, голым, обнаженным — тюрк. гр. яз.).

Помолчав, старик продолжил:

— Саадат имеет богатые задатки потомственной кади. А раны у нас, родственников, и болезни коз она лечит лучше, чем моя йолдаш. Бери в жены, а выкуп отдашь, когда будут множиться твои козы. Без калыма нельзя, удачи не будет, сыновей не будет.

Абад уже знал, что у Саадат было еще три младших сестренки. Братьев не было. Это было бедой для клана.

— А кто отец Саадат? — с неловкостью в голосе спросил Адаб.

— Отец Саадат, муж моей дочери, ставил в реке балык тузаг (Лозовая верша — тюрк.) для ловли рыбы. В это время проплывали чужие плохие люди, огручи Евфрата (речные разбойники). Они его связали и уплыли вниз по реке. Если жив, сейчас где-нибудь в рабстве.

Наступила осень. Все семейство перебралось в расположенные в самом начале склона известняковой горы, в верхние, более просторные пещеры. Всю зиму козы щипали скудную траву и объедали кору и молодые, годичные побеги кустарников. Заготовленный летом и высушенный на солнце соленый козий сыр в изобилии лежал в, привязанных к потолку пещеры, ивовых шебетах. Мяса на зиму было достаточно. Из собранных и высушенных летом плодов, райских яблочек и ягод зимой варили компосто (компот).

Прошло несколько лет. Адаб еще не выплатил старику весь калым, но Саадат уже давно стала женой Адаба. Один за другим родились сыновья погодки: Араз (счастье) и Бугдай (предводитель). С самого раннего детства характеры сыновей словно оправдывали их имена. Араз оказался покладистым, трудолюбивым, очень ответственным сыном. С пяти лет он был надежным помощником сильно постаревшего и дряхлого своего деда. Младший Бугдай изначально был копией младшего брата Адаба — Набу, оставшегося в родном городе наследником первородного права. С малых лет он был заводилой в немудреных играх и невинных детских проказах братьев.

В одну из зим, попав под дождь, Адаб простудился и слег. Три дня и три ночи жестокая лихорадка немилосердно трясла его худое, тщедушное тело. Возобновились головные боли, тошнота, нарушилось зрение, стал пропадать слух. Особенно невыносимыми были головные боли к полудню, и в полнолунные ночи. Адаб настолько ослаб, что с трудом покидал теплую пещеру. Его одолевал постоянный сухой неукротимый кашель.