Реквием

Легионер не рассчитал силы удара. Его короткий, но тяжелый меч, разрубив шею, вонзился в почти каменную твердь многовекового кедра. Взявшись двумя руками за рукоять меча, легионер безуспешно пытался освободить оружие из плена кедрового комля. Помог тяжелый молот, которым мастер при жизни плющил на плоской наковальне металл. Удар по рукоятке снизу, и меч отлетел в сторону Перевернувшись в воздухе, оружие воткнулось острием в песок рядом с обезглавленным телом Маккаби. Легионер, подняв меч, деловито и тщательно вытер кровь об одежду убитого мастерового. Проверил пальцем остроту меча и, не спеша, сунул оружие в ножны из толстой буйволовой кожи.

В течение недели Иерусалим был превращен в руины, а Храмовая гора распахана.

Сон третий Саша Катенич

Тяжело груженый старенький ЗИС с трудом преодолевал, казалось, незначительный по крутизне, но длительный подъем. Мотор, надсадно урча, захлебывался. Водитель по имени Саша Катенич, с которым успел познакомиться в Кишиневе, озабоченно прислушивался к вою мотора. Везли оборудование и наглядные пособия для школы, в которой с первого сентября работал лаборантом.

Неожиданно из всех отверстий и щелей моторного отсека клубами повалил белый пар. Взглянув в зеркала заднего вида, Катенич выругался:

— Опять пробило прокладку головки блока. Говорил же, что на такой машине рейс невозможен! Нужен капитальный ремонт двигателя!

Немного помолчав, в сердцах добавил:

— Сам сидит в теплом кабинете под печкой!

Машина встала. Лаборант не знал, что такое прокладка, головка и блок. Он только понял, что положение серьезно и машина дальше двигаться не может. А это значило, что сегодня он домой, на квартиру не вернется, ночевать в теплой постели ему не суждено.

Вечерело. Багровое огромное солнце на фоне темно-оранжевого заката «зарывалось» за горизонт. Старики утверждали, что солнце так «зарывается» поздней осенью или в начале зимы перед резким ночным похолоданием. Он осмотрел свои легкие летние туфли, первый в его жизни, купленный отцом, в те годы модный, прорезиненный плащ. Потрогал на голове плоскую кепчонку.

Два дня назад вдвоем с директором вновь открытой средней школы они ехали автобусом в Кишинев. Предстояло привезти школьную электростанцию, станки для школьной мастерской, радиоузел, наглядные пособия по физике и реактивы. День был необычайно теплым. В старом, заполненном запахом выхлопных газов, автобусе было душно. Чувствуя, что начинает потеть, снял плащ и кепку. Подумал:

— Хорошо, что оделся легко.

В Кишинев добрались уже на закате. В гостиницах мест не было. Сжалившись над ними, администратор «Молдовы» позвонила знакомой, дежурившей в гарнизонной гостиннице. Доехали быстро. Женщина провела их в узкую комнату, в которой стояли три узкие солдатские койки. На одной из них, раскинувшись, храпел одетый военный. Рядом с койкой разбросаны сапоги. В нос ударила спертая вонь от немытых ног, самогонного и табачного перегара.

Едва рассвело, в дверь постучали. Одевшись, вышли в темный коридор. Администраторша спешно сунула в карман своего синего халата, протянутые директором в качестве оплаты за ночевку, три рубля. Открыла узкую дверь и выпустила их через черный ход в узкий, извилистый переулок, которыми в середине шестидесятых изобиловал центр старого Кишинева. Выходя на улицу, заметили, что за ночь опавшая листва покрылась густым серебристым инеем.

В течение двух дней метались по спецмагазинам, выписывая и упаковывая в ящики оборудование, наглядные пособия и реактивы. После обеда к спецмагазину «Химреактив» на Армянской подъехал, заказанный по телефону директором магазина, старенький темно-зеленый ЗИС. За рулем сидел русоволосый, среднего роста, веселый крепыш лет тридцати. Познакомились. Водителя звали Сашей. Еще часа два катались по Кишиневу, загружая вместительный кузов машины. Сверху уложили связки матрацев для общежития интерната и весь груз плотно стянули бечевками.

Не успев пообедать, в кабину уселись втроем. Было неудобно сидеть, сжавшись, между водителем и директором школы. Не хотелось стеснять ни одного, ни другого. Выехали на оргеевскую трассу. Машина двигалась с натугой, особенно на подъемах. Наклонившись к рулевому колесу, водитель, с видимым беспокойством на лице, вслушивался в работу мотора. Что-то, неслышное нам, пассажирам, тревожило его.

Директор, сидел, прислонившись к пассажирской дверке правым плечом. Неожиданно он попросил:

— Саша! Останови на минуту. Я пересяду в центр. У меня в детстве был остеомиелит правой руки. Боюсь, простужу. Сильно сквозит.

Съехав на обочину, Саша затормозил. Соскочил с подножки грузовика, поднял капот машины. Склонился над работающим мотором. Внимательно слушал. Директор с лаборантом вышли на обочину шоссе. Садиться не спешили, разминая ноги и проверяя крепление груза. Вдвоем, натянув три, слабо натянутые веревки, закрепили к бортам.

— Чтобы не потерять чего-либо по дороге, — сказал директор и, оглядев еще раз кузов, спросил. — Ты знаешь, какая сумма денег в кузове этой машины?

Лаборант пожал плечами.

— Тут на семь с половиной тысяч рублей.