Реквием

…Всё у них поначалу складывалось как нельзя лучше. Она сотворила в своей голове маленькое идеальное царство любви и красоты… И почему он жестоко разрушил этот мир и низверг её с трона принцессы? Он разбил открытое для любви юное сердце. И теперь перед нею одна и та же явь, одна и та же несбывшаяся мечта… Первая любовь бесследно не проходит. На всю жизнь в сердце остается осколочек, который мучает, напоминает… Разве могла она подумать тогда, что этот элегантный, обаятельный мужчина – прохвост? Разве можно было не любить её, такую прекрасную!

О, это терпкое вино воспоминаний! Зачем она через столько лет пытается заглянуть внутрь себя, зачем предается горечи прошлого?

В той давней истории для неё до сих пор остается много неясного. Почему он тогда не счёл нужным объясниться? Она не понимала, чего ему не хватало. Решительности? Попытки матери вразумить её ни к чему не приводили. Она продолжала ждать, испытывая тоскливый стыд, сосредоточенная, с добела сжатыми губами… А он утверждал, что из-за неё мирится с неудобствами деревенской жизни, что ему осточертела их Тмутаракань. Когда он в несчётный раз обещал, она верила и утешалась. Её брови двумя тонкими нервными стрелками то и дело удивленно взлетали вверх от того, что она открывала в нём столько нового, непонятного, не совместимого с любовью, с её представлениями о порядочности. Он избегал смотреть в её вопрошающие, отчаянно влюблённые глаза, а она думала: «Вот сейчас, сейчас самое время сказать о замужестве, чтобы всё было честь по чести».

А вместо этого он кричал: «Что ты намерена делать? Мне сложности ни к чему. Прими решение сама. Ты – моя головная боль. Своим ребёнком ты всё испортила. Он не эпицентр моей жизни, он якорь. Он уязвимое место наших отношений. С его помощью ты решила заполучить меня!»

Он обвинял! Он доводил её до полного душевного изнеможения и с неподдельным удивлением говорил: «Не играй в дурочку. Со мной такие шутки не проходят. Ты хочешь сказать, что не понимала, зачем мы тогда оказались наедине?» Он говорил неожиданно грубо, оскорбительно и принимал холодный, неприступный вид. Сначала его восхищало, а теперь злило и обескураживало то простодушие, с которым она воспринимала его обещания. Невероятно, но и он почему-то теперь казался ей путанным, непредсказуемым, жалким, неуверенным и оттого… ещё более родным и близким.

В шестнадцать лет она не знала, что потом будет ярость, обида, тоска. Она всё ещё жила иллюзиями.

Ей вспомнился тот жуткий день, когда она заикнулась о желании оставить ребенка. Она надеялась, что он поймёт ее. Это же плод их любви! Глупенькая. С трогательным и неумелым мужеством она пыталась отстаивать право малыша на жизнь, но он жёстко пресёк её растерянный лепет и добил резкими словами: «Сама доигралась. Иди в больницу. Не ты первая, не ты последняя. Это легче лёгкого. Выдержишь, а остальное довершит природа». Он смотрел на неё враждебно, а она, ощущая в душе острое сиротство и одиночество, в отчаянии стонала: «Почему, почему ты стал таким?»

Она тогда ещё не знала, что в жизни ничего без последствий не бывает, не догадывалась, что за наивность и глупость ей придётся расплачиваться самой. Она никогда не задумывалась об этом, потому что жила в мире прекрасных фантазий.

Усилием воли Инна попыталась вывернуться из тяжких воспоминаний. Но они крепко держали в капкане её душу.

…Придавленная мучительной тяжестью «ярких» моментов отношений с Вадимом, которые поминутно вспыхивали в её измученном сознании, она плохо помнила, как, превозмогая смертельный страх, тайком, едва тащилась на остановку, как ехала в город в разболтанном автобусе, как под проливным дождём обречённо плелась по пустынной незнакомой улице в поисках больницы. И слезы ливня смешивались с её собственными слезами…

Но не забыла она, как стоически переносила физическую боль, как лежала бледная, беспомощная, сломленная, с лицом, искажённым до неузнаваемости, как если бы находилась на грани жизни и смерти. Собственно, так оно и было. И потом, перенасыщенная болью и обидой, испытывала только вялое раздражение и абсолютное нежелание жить. И слова врача, как приговор, не выходили из головы: «Детей не будет». Первый раз она переступила черту и тут же была жестоко наказана. И надо же этому было случиться именно с ней, такой маленькой, беззащитной, такой, как оказалось, слабенькой здоровьем. Говорят, каждому воздастся по вере его. Не в то и не в того поверила.

Оказывается, прочитанных книг она до конца не понимала, находила в них только то, что лежало на поверхности. И только жестокий личный опыт высветил ей их ранее скрытое, неосмысленное содержание. Теперь причиной всех своих бед она считала только себя и свою никчемность. «Да, подростковую любовь нельзя отредактировать под взрослую», – горько усмехалась она.