Реквием по Победе

– Лежу на позиции как-то, значит. Наших прикрываю. До рейхстага уже, в принципе, рукой подать – буквально через пару улиц. Верхушка его была видна с моей крыши. А у меня задача – устранить, стало быть, сопротивление на одном из перекрёстков, по которому должны танки ехать. Ну, я смотрю: баррикады, наскоро сделанные ежи, мусор всякий валяется на дороге, и, то тут, то там, снуют немецкие солдаты. Я уже совсем хладнокровным солдатом был – враг есть враг, а потому перестрелял я их всех. Никто толком ничего понять не успел. Мне не привыкать. На тот момент на моём счету было двести девять человек, а тут ещё пять прибавилось. Смотрю дальше в прицел, вроде, никого. И тут, кто-то из-за баррикады осторожненько так выглядывает. Я – глядь – и оторопел… это ж ребёнок вылезает… мальчик, возрастом, наверное, как Серёга…

Пётр Иванович кивнул на парнишку, который всё ещё сидел с разинутым ртом.

– Я глазам не мог поверить. Реально мальчонка, в коричневой рубашечке со свастикой на рукаве. Лицо совсем ещё детское, румяненькое такое. А потом, смотрю, а у него панцерфауст7 в руках! Этот змеёныш танки наши готовился взрывать, видно, знал, зараза, что они здесь ехать будут. Думаю, до чего ж война довела народы! У нас, вон, дети на заводах пашут за трёх взрослых, в лесах партизанят – немцев режут, как скот, да поезда взрывают, а у этих – на баррикады выходят – танки наши жечь! Я смотрю на него в прицел, хочу на спусковой крючок нажать… и не могу… Понимаете? Не могу! Он же пацанчик ещё совсем, жизнь толком не пожил! Что и говорить, я, сам-то, ещё пацаном был – всего двадцать семь лет тогда стукнуло! Я ж привык убивать реальных фрицев: надменных эсэсовцев в этой проклятой чёрной форме, злобных солдат и офицеров с наглыми рожами, снайперов немецких, что по глупости обнаруживали себя. А тут ребёнок! И он стоит на баррикаде с этим чёртовым гранатомётом и испуганно так озирается по сторонам. А я понимаю – мне его убить надо, иначе наших танкистов сколько поляжет… Я прицелился, и на секунду закрыл глаза… ну, не мог я на это смотреть! Вслепую на спуск нажал. Паф! Гляжу – он падает с дыркой во лбу. Такое молодое детское личико и изуродованное пулей и кровью… Я отложил тогда винтовку и заплакал прям там, лёжа на крыше….

Старик снова тяжело вздохнул, глядя на догорающий костёр, и сделал ещё один глоток самогону.

– Через пару дней была капитуляция. Немцы проиграли. Мы победили. Эшелоном меня до родного города довезли, я и демобилизовался сразу. Не мог я так больше. Двести пятнадцать человек убил, так ещё и последний мой убитый враг – ребёнок. С тех пор я ни разу не стрелял. Даже к оружию никакому не прикасался. Зло это. Самое настоящее….

Отец и сын, с невыразимым удивлением и интересом слушавшие рассказ снайпера, вдруг, как-то одновременно, стали угрюмыми. Каждый из них думал о своём.

– Не дай бог вам, ребята, когда-нибудь выстрелить, даже из этого ружья…

Он кивнул на двустволку, лежавшую неподалёку.

– …в человека. На войне, увы, необходимо, но эта необходимость – ужасная. Вот этим и страшна война. Ты стреляешь в того, кто стреляет в тебя….

На его щеках появились капли.

Пётр Иванович, было, подумал, что плачет, не чувствуя это, однако, это лишь начинался дождь. Тучи на небе сгущались, и потихоньку начинало моросить.

– Пойдём, потихоньку, – сказал Валерка, начиная собирать пожитки и заливая костёр водой из фляги.

Вскоре, всё было собрано, и маленький отряд засеменил в сторону посёлка….

Выстрелы после Победы

Наши мёртвые нас не оставят в беде,

Наши павшие – как часовые…

Отражается небо в лесу, как в воде, —

И деревья стоят голубые.

В.С.Высоцкий

Столица Рейха хрустела и трещала.

Всё в ней сыпалось и рушилось от залпов тяжёлых орудий советских войск и попаданий снарядов.

Улицы были завалены всяким мусором, разбитой техникой и трупами солдат и простых защитников города. В каждом переулке и закоулке стояли баррикады из чего только возможно, а из окон вели огонь из разного оружия гражданские, эсэсовцы и даже дети из гитлерюгенда.

Меж домов пробирались, отстреливаясь через каждую секунду, советские солдаты. Нервы у всех были на взводе. От страха, что сейчас их могут убить, хотя войне, глядишь, конец; от адреналина боя и от осознания того, что в этом проклятом месте – логове зверя – стреляет всё, что только может.

Берлин хрустел и трескался. Вот уже… две недели….

***

По дворам, сквозь шум выстрелов и взрывов, пробиралось с десяток человек в выцветающей зелёной форме, на которой, позвякивая, висели боевые награды, прикрытые грязными плащ-палатками, в кои люди и были облачены.

Они старались двигаться бесшумно и быстро, то и дело озираясь по сторонам, готовые в любую минуту открыть огонь из всех стволов.