Безруков снова подбежал к Терехову, взвалил его на себя и, кряхтя, отнёс за тот самый кусок металла, за которым они сидели.
– Фельдшер! – закричал он. – Фельдшер, чёрт тебя дери!
Откуда-то появился молодой, но уже поседевший сержант медслужбы, который тут же принялся перевязывать комбата.
Безруков двинулся дальше к вершине горы, периодически давая короткие очереди по немцам…
***
Донцов преследовал немецкий истребитель, что только что вышел из «бреющего» и снова стал набирать высоту. Дал очередь – едва крыло задело.
«Юркий гад, а!» – подумал Донцов и снова открыл огонь.
В хвост.
Немец загорелся и резко пошёл вниз.
Василий был несказанно рад – первый сбитый в первом же бою!
Тут, он заметил, что за ним погналась пара «мессеров».
«Не дождётесь, гады!» – снова подумал лётчик и резко пошёл вверх. Обернулся – «ганс» был уже один. Донцов развернулся, вошёл в пике и дал очередь противнику прямо в нос.
Загорелся.
Вдруг младший лейтенант почувствовал, что начинает терять высоту – второй «мессер» расстрелял его «Лавочкину» левое крыло.
«Твою мать!» – выругался про себя Донцов и выпрыгнул из самолёта, который падая, таки угодил в этого самого немца, что его сбил, и он тут же взорвался.
«Хотя бы так просто не отпустил!» – обрадовался Василий, когда уже показалась земля.
Приземлившись, он отцепил лямки парашюта и возрадовался, что его не расстреляли на подлёте к земле.
Донцов достал пистолет из кобуры и бросился к ближайшему укрытию – следовало оценить обстановку. Вершина горы была близко, но проход к ней не давал немецкий пулемётчик и семеро автоматчиков. Вдруг рядом с ним появился какой-то грязный сержант пехоты с краснющими глазами и выцветающей гимнастёрке, на которой звенели медали на почерневших, от копоти и пороха, лентах. Он перезаряжал свой ППШ. Увидев, лётчика он удивлённо спросил:
– Ты откуда, младшой?
– С неба, – смущённо ответил Донцов.
– Понятно. Вон труп, – Безруков указал на изуродованного немца, сжимавшего в мёртвой руке автомат, – хватай «шмайсер» и будем думать, что дальше делать.
Василий, как кошка, прыгнул к нему, схватил автомат, два магазина из подсумка и отпрянул обратно к укрытию, так как тут же перед ним взметнулась пыль от пуль, ударяющих в землю.
Тем временем за баррикадой уже сидело ещё трое перепачканных красноармейцев и старлей-моряк в чёрной фуражке, надетой набекрень, и сжимавший в окровавленных руках знамя.
– Эх, – тяжело заговорил офицер, – так неохота умирать, ещё и у себя дома.
В уголках его рта появилась кровь.
– Может тут посидите, прикроете нас, а мы возьмём знамя? – спросил Безруков.
– Нет, друзья, – отвечал старлей уже бодрым голосом, – я вас поведу. Вперёд! За Родину, за Сталина!
Раздалось громогласное «ура!», которое, казалось, слышала вся округа, хотя, наверное, таких «ура» на этой горе – было несколько сотен.
Бойцы полетели вперёд к вершине.
Сразу же застрочил пулемётчик и первой же пулей скосил офицера. Знамя накрыло его своим красным, несколько раз пробитым пулями, полотнищем.
В немцев полетели гранаты, «заговорили» автоматы и винтовки солдат.
Донцов прыгал, словно заяц, от укрытия к укрытию, методично отстреливая немцев, бежавших на них.
Фрицев осталось трое, но пулемётчик всё ещё был цел, уничтожая своим беспощадным градом пуль бойца за бойцом.
Внезапно, откуда-то сзади прилетела граната и упала ему под ноги.
Взрыв.
Пулемёт замолк, немец буквально исчез за укреплением.
Раздалась длинная очередь, скосившая остаток немцев.
Все, кто был жив из маленького отряда, обернулись – это был Терехов. Прихрамывая на перевязанную ногу, он бежал к ним, а на его чумазом лице сияла грустная улыбка.
– Товарищ гвардии капитан! – воскликнул Безруков.
Тот тяжело вздохнул, сжимая в руках трофейный ручной пулемёт. Сзади него показался какой-то старшина, который поднял знамя, что нёс погибший старший лейтенант.
Никто ничего не говорил.
Боец молча водрузил изорванное красное полотнище на вершине горы и только после этого раздалось очередное громогласное «УРА!»
Где-то внизу ещё слышались выстрелы, разрывы. Все подтягивались к вершине.
Донцов подсел к Безрукову, который в задумчивости сидел на одной из баррикад, набивая патроны в новый диск к ППШ.
– Ну, что, лейтенант, закурим? – спросил он.
– Айда, сержант!
Безруков достал «Казбек», и оба они затянулись.
– Кончились фрицы! – грустно улыбнувшись, сказал гвардеец.
– И слава богу!.. – ответил Донцов.
***
Манштейн садился в поезд.
Вид у него был самый угрюмый, ибо он оставлял свою родную армию в такое трудное для неё время.
На перроне выстроились его заместители и подчинённые. Среди них был и его личный пилот, который, когда поезд уже уходил, а все прощальные речи сказаны, громко проговорил вслед:
– Herr Feldmarschall! Wir haben den Schild von Crimean vom Auto entfernt – unser Symbol des Sieges....6
Рассказ пьяного снайпера