Реквием по вернувшимся

Шторма хватило на два дня. А потом он ушёл так же неожиданно, как объявился. Ярослава выглянула утром в окно и увидела, что листики маслин чуть трепещут в утреннем бризе, а дальше, до самого горизонта, – лазурь. Бесконечное синее небо над бесконечным синим морем. Солнце поднялось едва на ладонь, её маленький садик дремал под длинной тенью скалы. Ещё было очень рано, и девочки наверняка спали…

Не спали – одёрнула она себя, выныривая окончательно из утренней неги. Не спали. Елена дежурила в эту ночь, а Вероника… Вчера Пристинская дважды проваливалась в… Ни сном, ни беспамятством это не назовёшь, точнее всего сказать – в смерть. Дважды умирала и воскресала. Это днём, а ночью, пока она, Ярослава, спала, – единственная в этом доме спала, – ночью, возможно, и ещё умирала. Возможно, и сейчас была мёртвая.

Сердце больно кольнуло. Сегодня воскресенье, ровно неделю назад Вероника прилетела искать помощи. А она не смогла помочь. Не жизнь вернуть, – это было бы слишком хорошо! – но и в той малости, что Ника просила позавчера, не знает, как помочь. Она, считавшая себя такой сильной, не может НИЧЕГО. Ей остаётся лишь наблюдать за этой чудовищной, нечеловеческой агонией, и думать. Сопоставлять этих двух девочек, – одинаково умерших на Горгоне, заново родившихся на Горгоне, вернувшихся с Горгоны, – и пытаться понять. Почему чуткая, открытая для любви Вероника распадается на глазах, а самовлюблённая эгоистка Елена становится крепче с каждым днём? В чём здесь высшая справедливость? Что хотели донести людям создатели Горгоны? Ярослава надеялась, что если сможет понять это, то сможет уберечь Круминя.

Она оделась, вышла из комнаты, на цыпочках подошла к угловой спальне. За дверью голос – Елена читает стихи. Значит, Ника сейчас жива. Вернее, в своей «живой фазе». От этого деловито-научного определения, холодом продрало по коже. Захотелось немедленно выскочить из дому, подставить лицо солнечным лучам, чтобы смыли липкую зябкость.

А что, если вывести из ангара глиссер, да пролететь над морем?! Внезапно возникшая мысль Ярославе понравилась. Ведь не исключено, что в последний раз она может себе это позволить. Эсбэшники слежкой не ограничатся. Интересно, какой у них приказ? Не интересно!

У берега плавали обрывки водорослей, какой-то мусор, – наследие вчерашнего шторма. Ничего, за день море очистится, и можно будет купаться… пока эти не придут. Ярослава спустила катер на воду, запрыгнула на борт, включила мотор. Глиссер приподнялся над водой и, оставляя белый след пены, полетел навстречу горизонту. Воздух ударил в лицо утренней свежестью, заиграл распущенными волосами. Вперёд, вперёд! Навстречу солнцу!

«А в воздухе пахнет грозой и озоном
И вновь оглушает дрожание струн.
И гибнут миры, и предательским стоном
Мешают молчанью рассыпанных рун…»

Белый глиссер чайкой летел над аквамарином волн. И скорость возвращала ощущение силы. Нет, она не сдалась! Пусть ей противостоят не глупые людишки, а кто-то, куда более могущественный, она всё равно разгадает его намерения. Поймает их своими ощущениями, своей интуицией и победит!

Дом на берегу превратился в белую точку. Ярослава выключила мотор. Катер опустился на воду, пробежав немного, замер. Она ласково погладила руль – умничка, хорошая машина. Когда два года назад Медведева привезла Круминя в своё «гнездо», тот опешил. Откуда всё это, за какие деньги? Она улыбнулась в ответ и объяснила, что это возвращаются старые долги. Круминь не стал больше расспрашивать, решил, что жена предпочитает сохранить в тайне источники своих доходов. Понимал, что есть в её жизни стороны, о которых лучше не знать.

Но она не врала! Люди сильно задолжали ей в детстве, и теперь Ярослава сама решала, как им расплачиваться. Она не притязала на многое. Только на маленький, личный, ни от кого не зависящий рай. И чтобы никто в него не лез без спроса!

Заставить людей подчиняться было не сложно. У каждого находились затаённые страхи, тщательно скрываемые пристрастия, тайные желания. Для кого угодно тайные, но не для неё! Для Медведевой все эти страхи-страсти-желания становились удобными ниточками, позволявшими дёргать людей, словно марионеток. Она не хотела такого дара, не просила. А если уж он есть, то с радостью употребила бы его на то, чтобы помочь страждущим, – как это делала мама. Но люди вынудили её использовать дар против самих себя. Первый раз – когда ей едва исполнилось пятнадцать.

Зимой вечер наступает рано, пяти нет, а за окном темень. Слава и не заметила бы, но библиотекарша начала нарочито громко кашлять. Девочка с золотистыми глазами была единственной постоянной читательницей школьной библиотеки, потому библиотекарша к ней благоволила. Но задерживаться допоздна из-за одной школьницы… Она опять громко кашлянула.

Слава всё поняла без слов. Смутилась, бегом сдала книго-кристаллы и ридер, выхватила из шкафчика рюкзачок, – «До свиданья!» – выскочила в коридор.