Реквием по вернувшимся

– Разные… Коллеги из криминальной полиции рассказывали недавно… Ты знаешь, какой самый ходовой товар на черном рынке? Наркотики? Детское порно? Ничуть не бывало! Фильмы со сценами насилия, причем желательно – не постановочные. Самые дорогие – документальные съемки убийств, истязаний, пыток, изнасилований, садистских извращений. Так-то! А мы ввели цензуру в прессе и на телевидении и радуемся. Отучили, мол, народ от агрессивности, воспитываем его положительными эмоциями. И если бы они только фильмы смотрели… Год назад я занималась одним делом: маньяк, серийный убийца, нападал на молоденьких девочек, лет тринадцати – пятнадцати, душил, насиловал мертвых, уродовал тела. Двенадцать трупов за год. Криминальная полиция не могла на него выйти, поэтому подключили нас, с нашими методами. Мы его, конечно, вычислили, хотели взять с поличным, но опоздали. Когда я в подвал спустилась, он уже резать начал. Эта картина у меня до сих пор перед глазами стоит: на полу тело девочки, все в крови, и он рядом сидит, в одной руке скальпель, в другой… И ведь полное ничтожество! Короче, я решила, что он не заслуживает нашего гуманного правосудия.

– Ты не веришь в правосудие?

– В лучшем случае он бы получил пожизненное. А если бы не удалось доказать его участие в остальных эпизодах? А если бы его признали невменяемым? Как долго наши гениальные психиатры с ним возились бы? Лет пять? А затем отрапортовали бы, что он выздоровел и опасности для общества не представляет? Это правосудие? Нет! Я попросила ребят, чтоб они оставили меня с ним с глазу на глаз «поговорить». Когда эта мразь увидела, что я достаю из кобуры пистолет, он на коленях ползать начал, пытался ноги мне целовать. Плакал, кричал, что раскаялся, что во всем сознается, – только чтоб я его не убивала. Вот идиот, думал, что я его смерти хочу! Нет, я постаралась, чтоб он испытал боль и ужас всех тринадцати девочек, вместе взятые. И когда эта мокрица корчилась от боли в собственной крови и дерьме, вот тогда это стало правосудием!

Берга будто холодом обдало. Не от самих слов, а от того, как они произнесены были, оттого, что увидел другую Лауру. А такую он ее видеть не хотел. Не должна его женщина быть такой!

Он остановился. И Лаура остановилась, словно почувствовала его озноб. Обернулась. В ее глазах был страх.

– Рихард, я соврала. Когда я всаживала в него пули, одну за другой, в самые болезненные места, когда стояла и смотрела, как он подыхает… Я ведь не о правосудии думала. И даже не о девчонках тех. Мне приятно было, почти как в экстазе. Я и сейчас, когда вспоминала, удовольствие испытывала. Рихард, почему?! Я не хотела тебе этого рассказывать!

Нет, он ошибся, решив, что Лаура Арман не изменилась за десять лет. Видно, нельзя ежедневно соприкасаться с ненавистью и жестокостью и не заразиться при этом. «…Для нас их цели и намерения значения не имеют. Наша тактика и стратегия – уничтожить…» – зазвучал в голове голос шефа. И тут же вспомнился рассказ о берлинских исследователях. Что, если жестокость и нетерпимость тоже записывается в наших ДНК?! Люди пропитали ими собственную планету и теперь пытаются выплеснуть в космос, заставить Вселенную играть по своим правилам. Холодом повеяло от неожиданной мысли: а на чьей, собственно, стороне он, Рихард Берг, играет в этой партии?

– Почему ты смотришь на меня такими глазами? – Лау ра скривилась, закусила губу. – Ты думаешь, я такая же мразь, как тот подонок?

– Нет, что ты! Ничего подобного я не думаю. – Рихард опомнился, шагнул к ней, взял за руку. – Это всего лишь издержки профессии. Никто не застрахован.

Разве он мог судить ее? После того, как сбежал, решив, что не готов отвечать за человека, которого привязал к себе. Да, у каждого есть право на «скелет в шкафу».

Лаура несмело улыбнулась.

– Ты правда не считаешь меня моральной уродкой?

– Правда. – Рихард притянул ее, обнял за плечи. – А почему мы остановились? Ты обещала тропинку показать.

– Да мы уже пришли. Тропинка вон за теми кустами.

Ярослава Медведева. Земля, Крым, 4 августа

Шторма хватило на два дня. А потом он ушел так же неожиданно, как объявился. Ярослава выглянула утром в окно и увидела, что листики маслин чуть трепещут в утреннем бризе, а дальше, до самого горизонта, – лазурь. Бесконечное синее небо над бесконечным синим морем. Солнце поднялось едва на ладонь, ее маленький садик дремал под длинной тенью скалы. Еще было очень рано, и девочки наверняка спали…

Не спали, – одернула она себя, выныривая окончательно из утренней неги. Не спали. Елена дежурила в эту ночь, а Вероника… Вчера Пристинская дважды проваливалась в… Ни сном, ни беспамятством это не назовешь, точнее всего сказать – в смерть. Дважды умирала и воскресала. Это днем, а ночью, пока она, Ярослава, единственная в этом доме, спала, – ночью, возможно, и еще умирала. Возможно, и сейчас была мертвая.