собой. Я не могу сделать этот выбор за тебя.
Затем он ушел, оставив Тсу'гана размышлять над его
высказыванием.
Точка слияния находилась там, где древняя палуба
инженариума пробивала то, что, судя по сенсорам и планам
корабля, было средней палубой «Протея». Это было хорошо –
значит, помещение криостазиса окажется недалеко от входа.
Однако имелось препятствие – несколько тонн обломков не давали
пробиться в следующий корабль напрямую из одного корпуса в
другой.
Такая проблема могла оказаться непреодолимой для обычных
исследователей или даже для собратьев-Астартес. Но не для
терминаторов.
– Тяжелым орудиям – охранять подступы сзади, – сказал
Претор, – остальные... вскрывайте корабль
Воздух прорезал звук работающих цепных кулаков, и оба
отряда принялись за работу, рубя и пиля.
– Апотекарий, держись подальше, – добавил сержант. – Не
рискуй своим грузом, брат.
Эмек кивнул и посмотрел на сосуд, закрепленный в его
перчатке. Внутри мирно переливался химический раствор.
– Если мы найдем взрывостойкую дверь или даже
запечатанную переборку, я, возможно, смогу открыть ее отсюда.
Это ускорит наше продвижение.
Претор кивнул апотекарию, а затем набросился на
препятствие с громовым молотом
Эмек снова глянул на сосуд. Маленькая игла для инъекции
обеспечит ввод раствора, который был красного цвета и слегка
светился. Эмек мало что знал о его происхождении, но понимал, что это сильнодействующее вещество. Чуть меньше пятидесяти
миллилитров в прозрачной трубке из бронестекла размером с
большой палец апотекария.
Столь многое зависит от столь малой вещи.
Они нашли дверь. Это был давно не используемый
технический люк в кормовой части «Протея», который вел к
короткому переходу на среднюю палубу корабля. По нему мог
пройти только один терминатор за раз, поэтому они двигались
медленно. Зато это дало Тсу'гану и тем, кто также шел впереди, возможность разведать обстановку.
В отличие от «Глориона», в древнем ударном крейсере
Саламандр все еще сохранялась нестабильная подача энергии.
Люмолампы прорезали темноту дрожащими вспышками света, освещая темные помещения корабля. Бронза кое-где была дочерна
обожжена давним, угасшим много лет назад огнем. Палубу под
ногами покрывал ковер сажи, которая шевелилась подобно
спящему морю всякий раз, как кто-то из Огненных Драконов делал
шаг. Зола облепила стропила и поперечные балки, будто серый
грибок.
Они вышли в большую шестиугольную комнату. В разные
стороны от нее отходило пять коридоров, оканчивавшиеся
консолями, превращая комнату в нечто вроде центра управления.
На стены были нанесены различные знаки и изображения. Символы
Саламандр — пламя, змей и голова дракона — слабо поблескивали
под гало-лучами терминаторов. Лампа наверху также была
шестиугольной, и свет расходился вокруг, повторяя ее рисунок.
Эмек сосредоточенно изучал подсвеченную зеленым
консоль, когда к нему подошел Тсу'ган.
– Не отходи слишком далеко.
– Ты слишком беспокоишься обо мне, брат. Я могу и сам
себя защитить.
Тсу'ган насмешливо фыркнул.
– Это
Апотекарий когда-то был воином Дак'ира, которого Тсу'ган
назвал "Игнейцем". При мысли о бывшем сержанте на лице
Огненного Дракона появился непрошеный оскал.
Эмек предпочел не реагировать. Даже сейчас, когда у него
появились новые обязанности, боевые братья из старых
тактических отделений все еще неприязненно относились друг к
другу.
– Что ты делаешь? – резко спросил Тсу'ган, когда понял, что
апотекарий не собирается отвечать.
– Проверяю связь с аварийными системами.
– И?
Эмек повернулся.
– Даже по прошествии столетия все, похоже, работает.
Криостазисная камера в полной сохранности. Корабли вроде
«Протея» строились на века. – Он прервался и посмотрел в глаза
Тсу'гану. – Тебя раздражает, что я посвящен в некоторые детали
этой миссии, которых ты не знаешь?
Тсу'ган стиснул кулак, и сервомоторы в его перчатке как
будто зарычали.
– Любопытство однажды убьет тебя, брат. Или, возможно, хуже... возможно, оно погубит твой оптимизм и сломает тебя.
Тсу'ган уже уходил, когда Эмек произнес ему в спину:
– Это будет до или после того, как ты себя сожжешь в пепел
в солиториуме?
– Что ты об этом знаешь? – Тсу'ган остановился и огрызнулся
в темноту.
– Когда я принял мантию Фугиса, то взял и его заметки и
данные из апотекариона. Там упоминается твое имя.
Тсу'ган словно одеревенел, но затем голос Эмека смягчился.
– Скорбь не постыдна, но опасна, когда направлена внутрь.
Тсу'ган не обернулся, хотя очень этого хотел. Выяснять, что
Эмек знает о его пристрастии к боли, он будет потом — его
внимание привлекло нечто иное.
– Что ты знаешь о горе? – пробормотал он вместо этого и
прошел во вход-арку, отделявшую комнату от широкой галереи.