Реквием в Вене

Очутившись в своем кабинете, Вертен принялся сортировать бумаги в две стопки, срочные и менее срочные, отбирая те, которые требовали его личного внимания, и те, которыми мог заняться Тор.

Однако его утренние труды были прерваны, когда он услышал хлопанье входной двери, а затем приглушенные звуки голосов. Тор постучал и просунул голову в дверь.

— К вам какой-то господин, адвокат. Из полиции. — Произнося эти последние слова, Тор выглядел ужасно перепуганным.

Он впустил сыскного инспектора Дрекслера, который, казалось, пребывал в чрезвычайной спешке.

— Адвокат, — обратился он вместо приветствия к Вертену.

Тор медленно затворил за собой дверь.

— Чем я могу быть полезен вам, инспектор? Надеюсь, это не касается взлома.

— Нет-нет, — с важностью произнес Дрекслер. — Я был по соседству и подумал, что могу найти у вас доктора Гросса.

— Он на квартире. Могу я оказать какую-нибудь помощь? — Вертен сделал движение в направлении стула, но Дрекслер покачал головой:

— Я просто хотел, чтобы вы, приятели, знали, что небольшие ночные обходы наконец принесли свои плоды.

— Ночные обходы?

— По поводу убийцы господина Гюнтера, помните? Одна «ночная нимфа»[93] видела, как он покидал здание, и мы надеялись найти другую, которая могла бы описать более подробные приметы.

— Верно. Простите, запамятовал. Вы говорите, что добились успеха?

— Мой сержант в конце концов нашел другую молодую даму, чей участок работы находится поближе к Хофбургу, и она отчетливо помнит вышеупомянутое лицо.

— Как она может быть настолько уверенной? — поразился Вертен. — Все же… как давно это было?

— Около трех недель назад. И женщина готова дать голову на отсечение. Это произошло в ту ночь, когда один клиент дал ей на чай пять крон. Это запечатлелось в ее памяти, точно так же, как и лицо человека.

Вертена охватил трепет предвкушения.

— Она дала описание?

Дрекслер сделал короткую паузу.

— По правде говоря, ничего уж особенно приметного. Немного выше среднего роста, коренастого сложения. Она лучше всего запомнила его глаза. Женщина сказала, что у них было такое выражение, как будто они могут затянуть человека в свои глубины. Я не позаботился спросить ее, какие глубины она имела в виду.

Дрекслер захихикал над своими потугами на остроумие, но Вертен не проронил ни слова.

— Во всяком случае, — продолжал полицейский, — он так напугал ее, что женщина тотчас же перестала навязываться ему со своим товаром. Но уверяет, что может опознать его, если увидит еще раз.

— А она не упомянула другие приметы? — спросил Вертен. — Растительность на лице, бороду, усы. Хоть что-нибудь?

Дрекслер опять помедлил.

— Прошу прощения. Я прикажу моему человеку еще раз поговорить с ней. Такая маленькая серая мышка. Мици Паулус. Понятия не имею, что мужчины находят в ней. Ютится в жалкой мансарде на Кольмаркте.

— А вы не показывали ей изображения наших подозреваемых? Я уверен, что мы можем получить фотографии кое-кого из Придворной оперы.

— Мы как раз занялись этим, адвокат. Однако же получить фотографии людей, которые не принадлежат к преступному миру, — не самое легкое дело. Мы действуем через газеты и Придворную оперу. А это требует времени.

— Браво, Дрекслер. Я передам Гроссу ваши сведения. Мы продвигаемся, я это чувствую.

— Скажите это Майндлю. Он был вне себя, когда мы выпустили Шрайера. Пообещал съесть меня живьем. Самодовольный гаденыш, вот он кто!

Вертен был полностью согласен с последним определением. Затем Дрекслер распрощался, и Тор, возникший у двери конторы в самый подходящий момент, затворил за ним дверь.

Тем утром, немного позднее, Вертен отправился в Придворную оперу. Пришло время поговорить с Арнольдом Розе, а перерывы между репетициями, казалось, были для этого самым подходящим временем и местом.

Заходя в оперу с заднего двора, то есть со стороны Внутреннего города, он в который раз вспомнил скандалы и трагедии, сопровождавшие трудное создание этого благородного заведения. Придворная опера прошла через истинные муки рождения не только творческих произведений на ее сцене.

Архитекторы, Аугуст фон Зиккардсбург и Эдуард ван дер Нюлль, были близкими друзьями и коллегами, глубоко уважаемыми в Вене до проведения конкурса на постройку оперного театра. Когда в 1860 году было объявлено это состязание, зодчие представили свой совместный проект, согласно условиям, анонимно, всего-навсего с девизом для обозначения, кому он принадлежит. В этом случае соавторы выбрали пословицу, которая позже приобрела зловещий оттенок: «Делай то, что должен, произойдет то, что может».

Их проект монументального оперного театра, которому предстояло заменить старый, расположенный поблизости, первоначально был расхвален прессой, утверждавшей, что архитекторы скорее сотворили планы, нежели спроектировали их. Запланированный внешний вид выглядел весьма внушительно; интерьер с его роскошной центральной лестницей, салонами и главным залом, украшенный статуями и картинами лучших художников империи, уже сам по себе возносил оперу императорского двора на должный уровень.