Реквием «Вымпелу». Вежливые люди

Ждать и догонять – теперь наша работа. Правда, раньше наша работа была убегать и… ждать. Так что составляющая «ждать» у нас не изменилась. Поэтому продолжили затеянный Инчаковым разговор. Первым его опять начал Кшнякин:

– Учитель сказал: «Если утром познаешь правильный путь, то вечером можно умереть…» Правильный путь, или «Дао», – одна из основных этических категорий конфуцианства, – говорил наш «китаец», – включающая в себя все остальные категории учения. Если человек освоил «Дао», он выполнил своё предназначение. Но… Конфуций наряду с моральными принципами человека и якобы заботой о людях несёт главную свою мысль: «Преданность Государю!» И больше ничего!

– Ага! Что я вам говорил, – оживился офицер в чёрном, – император защищает императора…

– Поэтому Конфуций – такой популярный сегодня во всём мире – и в коммунистическом Китае, и в странах капитализма, – сказал ещё кто-то.

– Правильно, – продолжил Кшнякин, – как только человек будет жить по принципу преданности своему правительству, только тогда можно его считать, говорит Учитель, мудрым, благородным, человеколюбивым… короче, истинно познавшим жизнь.

– А если ты против государства? – спросил я.

– Значит, ты ещё не познал мудрости бытия… Да и в тебе не хватает образованности, – объяснял Кшнякин.

А у меня опять возникло навязчивое ощущение, что я как будто бы когда-то и где-то уже присутствовал на похожем разговоре. Только об этом говорили другие люди и в абсолютно другой ситуации. Но слова, мысли о жизни и о совершённых нами и с нами поступках повторяются и, может быть, даже не меняются. Меняются время, действующие лица, а сам смысл происходящего – нет. Где-то там, в Афганистане, так же сидели старшие наши товарищи и говорили о правителях, государствах и смысле жизни… Ещё тогда, перед событиями тех далёких дней, когда наше подразделение зарождалось. Я обратил внимание на Розина, который почему-то не вмешивался в наш разговор… Как-то очень печально и напряжённо он смотрел на всех нас, сидевших в автобусе и ждавших своего часа. Он, наш командир, как будто бы понимал, что сейчас перед ним – не просто автобус с офицерами спецназа, а автобус ожидания чего-то уже несбыточного, как мечта юности о далёких путешествиях и заморских странах. И неважно было теперь, будет ли проведена операция по обезвреживанию какого-то неизвестного нам Панахова или нет… Важно было уже другое – страна теперь требует от нас иного, а наши разговоры и мысли продолжали оставаться прежними…

– Да, против этого возразить нельзя! – сказал я. – Так же, как нельзя возразить против Святых книг: Библии, Торы, Корана… Возразишь – значит против всех! Не смей сомневаться в том, что тебе предписано… А предписано: твоя вера и верноподданническое служение государству…

– А чтобы запутать человека – продолжил Кшнякин, – и сделать так, чтобы он не сомневался: существуют такие учения как конфуцианство, нисколько не противореча ни Библии, ни Торе, ни Корану. Конфуций ведёт с человеком разговор на «понятиях»: «Ты – кто, человек? Как оценить тебя?» И сам отвечает: «Ты – сосуд! Жертвенный сосуд в родовом храме…» Вот и пойми, находясь в своём мироощущении, что такое сосуд, да ещё в жертвенном храме…

– Хотя, каждая его фраза, – продолжал говорить Кшнякин, – в отдельности настолько сильна и правильна, что начинаешь сомневаться в том, что он не прав в целом… Если столько умных, великих и уважаемых людей говорят об одном и том же, то неужели ты так глуп, что не понимаешь этого? Или неужели ты так умён и исключителен, что познал что-то особенное?

– Правильно вы говорите, Валерий Иванович. Но! Странное дело получается… Вы с такими мыслями и… Не верите в Бога! Своими словами и поступками всё время доказываете своё безверие. Но всё равно всё время обращаетесь именно к нему с просьбами… С большими, маленькими, но именно к нему… Разве не так? Каждый же из нас в душе говорит: «Ну, слава Богу! С Богом!» – и так далее. Даже когда побежим по команде, задачу выполнять, каждый про себя скажет: «С Богом!» – стал я доставать Кшнякина своими аргументами.

– И опять на этот вопрос отвечает Конфуций, – нисколько не смутившись, сказал Валерий Иванович. – Учитель говорит: «Учиться и не размышлять – напрасно терять время. Размышлять и не учиться – губительно!» Я продолжаю учиться. Пока мои знания и мировоззрение такие, какие есть. Я прохожу свой путь «Дао». И это – только мой путь… К чему я приду, покажет время. Встретимся с тобой через лет двадцать – тридцать – поговорим… И ещё тебе скажу, друг мой тёзка: «Не имей друзей, которые уступали бы тебе в моральном отношении!» Я в своём окружении таковых не имею. Поэтому и путь мой верен. По крайней мере, я так думаю.

В разговорах время летело быстро. Прошло часа три, но на улицах – никаких событий, интересных для группы захвата, не происходило. Почти каждый из нас, переодевшись в гражданку внутри автобуса, успел тоже походить по указанным маршрутам и уныло, ни с чем вернуться назад. Ждать было уже бессмысленно. Даже, казалось бы, интересный разговор о Боге, Конфуции, жизни, нашей судьбе постепенно угас…