Release my soul (СИ)

В голове продолжали звучать последние слова, брошенные в запале друг другу. Куда сильнее гнева Трехликой и Высших была его ненависть, направленная в ее сторону. Куда больше боли принесла пара каких-то фраз, что они не ожидали услышать сами от себя.

Какая-то кривая болезненная ухмылка пересекла смуглое лицо, выглядящая совершенно неестественной. Старшая дочь рода Д’Эндарион даже не знала, что именно чувствует сейчас. И даже не представляла, почему, наконец, смогла все вспомнить. Зачем Высшие соизволили открыть перед ней прошлое. Вряд ли это произошло для ее покаяния: оно бы ничем не помогло. Или же… воспоминания запечатали не Высшие, а она сама?

Сколько бы ни силилась Кейра заглянуть так глубоко в свое прошлое, не могла ясно рассмотреть картину последнего момента, после которого их отправили в забвение. Или же она когда-то ранее попыталась обезопасить себя? Возможно, в миг, когда задумалась о жизни еще не родившегося ребенка, которую нужно было спасти в первую очередь от собственной матери. Быть может, именно тогда она сделала что-то, что скрыло бы от нее ее же воспоминания о прошлом при перерождении? Или постарался Хэдес? Вероятно, ей и правда хотелось однажды начать жить заново, не испытывая страха за любимых и родных, не боясь в первую очередь самой себя, той, кто опаснее всех Высших вместе взятых для тех, кто рядом.

Вот только теперь этот призрачный кокон забвения был разбит, позволяя стальным нитям ужаса от осознания стянуть ее шею до хрипа.

И она совершенно не знала, куда двигаться дальше.

Скрип двери, пронзивший густую тишину, оказался слишком неожиданным звуком. Молодая женщина дернулась, открывая глаза. Пелена прошлого медленно истончалась, взгляд постепенно фокусировался на фигуре визитера, за чьей спиной пробивалась полоса света из коридора. Привыкшая к темноте, что обнимала ее уже несколько часов, Кейра сощурилась. Эта реакция не укрылась от гостя. Осторожно прикрылась дверь, вновь погружая спальню во мрак. Тихие шаги, приближающиеся к ней, не вызвали никаких действий со стороны Наследницы. Апатия, овладевшая ей, оказалась чересчур сильна. Даже на то, чтобы периодически совершать вдохи и выдохи требовалось немало усилие.

- Последняя печать сломана, - по тону голоса было слишком сложно понять, являлось ли это вопросом или констатацией факта. Он всегда говорил так неопределенно. – Скоро наше время закончится.

Шумный выдох стал ему ответом. Потому что и правда нечего было сказать. Только вздрогнуть, когда покрывало смялось под весом того, кто сел на край постели. И замереть, когда холодные пальцы коснулись обнаженного позвоночника, пробегаясь вверх по шее.

- Партия почти завершена, – мужской голос звучал устало, словно его обладатель разом постарел на несколько десятков лет. - Вряд ли Агнус придумает новый виток истории: для него не осталось больше ничего интересного.

Согласно прикрыв глаза, женщина ощутила, как что-то ледяное с острыми гранями царапает шею, обнимая ее и плотно прилегая. Гибкая вещь сомкнулась у выступающих позвонков, и в глубокой, прозрачной тишине раздался едва слышимый щелчок. За доли секунды до того, как дотронуться кончиками пальцев до гладких граней, Наследница уже знала, что так послушно легло на шею, словно бы и было там на протяжении всех этих жизней.

Ее брачное ожерелье.

Символ утраченной свободы. Символ оков, наложенных на душу. Символ их верности друг другу.

Мужская ладонь скользнула по лопатке вниз, прочерчивая большим пальцем линию вдоль позвоночника. Сделать новый вдох оказалось почти непосильной задачей: грудную клетку стянуло обручем, еще сильнее сжавшимся в момент, когда и без того глубокий вырез платья оттянулся ниже. Сократившееся между двумя фигурами расстояние отметилось прикосновением бедер друг к другу и мужским подбородком, удобно устроившимся на женском плече. Теперь находящиеся в спальне сидели бок о бок, и если одна воспринимала реальность замедлившейся, будто и сердце уже не билось, то другой с интересом изучал через кожу неподвижную фигуру рядом с собой. Вспоминая. Наслаждаясь.

Другой голос. Другое тело. Те же реакции.

Даже если бы она старалась скрыть эти отклики на забытые прикосновения, все равно бы ничего не вышло. Связь не обмануть. Когда фальшивые цепи вслед за печатями распались, все лишнее стерлось. Оставив эмоции и ощущения. Нарастающий внутри жар, грозящийся и каменную статую обратить в пыль. Болезненную необходимость прикоснуться, обнять, вдохнуть, почувствовать. Растаптываемые «нельзя» и «бесполезно», на которых босые ноги уже танцевали безумные танцы. И мучительный стон, разбивший тишину, где ранее существовали лишь короткие шумные вдохи и выдохи. Почти граница для незримых «до» и «после», смысла в которых не было. Все равно ничего за последней чертой кроме Бездны не имелось. Не для них.

Бабочки уничтожались бушующим внутри ураганом.