Религеры пробирались по темным улицам, которые никем и не думали освещаться. Все, что можно украсть, уже украдено. Даже выкопан электрический кабель, после него осталась узкая траншея, куда то и дело норовил свалиться Илияс. Под ногами хлюпала и предательская разъезжалась жирная грязь, тут и там торчали обломки бетонных плит с шипами ржавой арматуры. Еще и начавшийся дождь смазывал облик удаленных домов, раздражающе барабанил по валяющимся старым покрышкам.
— Главное, выйти ко входу не привлекая внимания, — наставлял между делом Иванов. — Пойдем через ворота, как все. Никто придраться не должен, там сейчас должно быть многолюдно. Тем более, наши лица некоторым знакомы, сойдем за приглашенных.
— Вот именно, что знакомы, — откликнулся Волков, поправляя намокший шелк повязки на глазу. — Особенно меня многие обрадуются увидеть.
— Не обольщайся, Егор, — ответил Иванов. — Религеров будет мало, да и не до тебя им. Главное, не попадаться нашим.
— А кто там от наших?
— Из нашей ячейки никого не будет.
— Уже хорошо, — облегченно выдохнул Егор. — Не хотелось бы с Кимом или с Нечаевым схватиться. Кстати, ты их не пробовал на свою сторону переманить?
— Какое слово мерзкое — «переманить», — поморщился Исполняющий. — Словно я предателей вербую.
— Ну, ты понял, о чем я.
— Понял. Нет, не говорил. Это моя забота и мой шаг. Им незачем нести ответственность за мои мысли и действия.
— Жаль, их помощь сейчас была бы не лишней, — цокнув языком, сказал Волков. Смахнул струйки воды, стекающие с волос на лоб, повернул голову к бредущему Илиясу. Парень что-то бормотал бледными губами, свесив мокрый чуб.
— Эй, — окликнул его Волков. — Ты чего скис?
Бланцы поежился, нехотя поднял глаза, полные затаенного страха и сомнений, на мистирианина.
— Я прошу Бога укрепить мой дух и дать сил в предстоящей схватке. Разве, вы не поступаете также? Не просите у своих богов покровительства и помощи?
— Мы не язычники, у нас один Бог, — назидательно сказал Николай, не оборачиваясь.
Илияс не стал поправляться — гордый сын своей религии.
— Я не думаю, что Бог, твой или наш, захочет иметь что-то общее с предстоящим мероприятием, — усмехнулся Егор, отвечая на вопрос бланцы.
— Почему? — удивленно вскинул брови парень, отчего лицо сделалось совсем детским. — Мы же идем делать благое дело!
— Ты знаешь основной постулат всех без исключения религий? Знаешь? Основной постулат, вокруг которого созданы все священные тексты и заповеди, звучит так, — Егор выдержал паузу, заставляя Илияса гадать и додумывать. Наконец ответил, чеканя каждое слово, — Основной постулат звучит так — Бог есть любовь.
— Но не во всех религиях! — возразил было парень, но Волков лишь дернул щекой.
— Абсолютно во всех. Иногда любовь не такая явная, порой она похожа на сдерживаемые чувства строгого отца, который порет ребенка для его же пользы. Но это именно любовь. Любовь, а не насилие. А мы, вообще-то, идем людей резать.
— Но это люди другого Бога! — воскликнул Илияс, не желающий принимать столь спорное мнение. — Убить врагов веры — благо!
— Мы идем резать людей, — снисходительно улыбнулся Волков. — Бог тут не причем.
Разговор прекратился сам собой — Илияс раздраженно мотнул головой и нарочно отстал от мистириан на пару шагов, уходя от темы, которая лишь подкрепляла собственные сомнения. Их молодой религер старательно гнал от себя. Гнал, но они как бумеранг, то и дело возвращались, чтобы терзать и смущать.
Волков поравнялся с безучастным Ивановым, зашагал рядом. Поднял голову, посмотрел вперед — в конце улицы виднелся покосившейся забор, за которым начиналась территория ледового дворца.
— Как далеко ты можешь зайти ради своих принципов? — спросил Волков Исполняющего, не поворачивая к нему головы. — Что, если ты не прав? Что, если этот план подсказан Старшим свыше?
Серый человек некоторое время молчал, как обычно, взвешивая будущую фразу. Потом устало спросил:
— Зачем ты это делаешь, Егор? Зачем ты сеешь в нас сомнения?
Одноглазый пожал плечами. Он и сам, действительно, не знал.
— Наверное, чтобы не чувствовать себя в одиночестве, — задумчиво ответил он. — Я так давно живу, сомневаясь и разочаровываясь, что противно думать, будто бы у остальных все просто и понятно. Я ведь даже не уверен, что смогу убить Калину. Я не уверен, что я именно тот, кто должен ее убить. На самом деле, мне сейчас очень хочется остановиться и подождать, пока они там сами друг друга перещелкают. Чтобы всех одной доской, и Старших, и Калину…
Волков осекся. Ишь, растекся как масло на сковороде! Распустил сопли, воин Истины, мать твою! Да еще и перед кем? Перед пацаном, да старым сухарем, которые тебя, все равно, не поймут?
Все! Взять себя в руки! Живи моментом — большего, все равно, не дано!
— Ты сломлен, — Иванов по-своему воспринял слова Волкова, даже впервые за все их знакомство положил ладонь ему на плечо. — Тебе нужно обратиться к Отцу, следовать его заветам!
— Потерял я своего Отца, — огрызнулся Егор, словно Иванов был причиной его приступа откровенности. — Давно уже потерял. Дырка на его месте. Глубокая и вонючая.