Религия бешеных

Спасти самого Скрипку было уже не так просто. Он изможденным знаком вопроса бесшумно перемещался по номеру. Коричневый вытянутый свитер тонкой кольчужкой болтался на его нестерпимо худых плечах. В его глазах стоял такой же неизбывный вопрос. Что могло бы быть чем-то сродни недопониманию — и даже надежде. Но, к сожалению, уж он-то слишком хорошо знал ответ… Слишком умный, слишком тонко чувствующий человек… Он знал всю подноготную — и не имел ни одной счастливой иллюзии. Я смотрела в его лицо — и мне все больше казалось, что я становлюсь свидетелем личной трагедии. Но тогда почему он не пытался на ситуацию повлиять?..

— Вы вообще имеете представление, что происходит? — осторожно начал он.

— Я знаю только, что Соловей с Тишиным с лета катят бочку на руководство. Особо придирались к Абелю. Осенью все это начало разрастаться, они очень сильно рассчитывали на съезд, всерьез говорили о расколе. Все происходило на моих глазах, но детали мне неизвестны…

Н-да… «Все произведения школьной программы в кратком изложении»…

Скрипка печально повел глазами.

— У Лимонова к Тишину — очень сильная личная неприязнь. Она началась, когда он сидел, а Тишин вместо него был поставлен управлять партией. И у Лимонова это вызвало настоящую ревность. К тому же пошли разговоры… Елькин тогда заявил, что, может, председателем партии сделать Тишина, а Лимонов стал бы тогда духовным лидером… Елькин потому теперь почти ничего не делает в отделении, что его самого в любой момент могут из партии попросить… А я ведь еще тогда, когда Лимонов сидел в тюрьме, сказал, что так оно и будет. Что он выйдет — и подомнет партию под себя. И поэтому я от партийных дел уже давно в общем-то отошел… Сегодня утром в машине, когда ехали на съезд, Лимонов сказал: не надейтесь, никакого ЦК вам не будет. Да это ЦК и создавалось характерно. Кто приходил постоянно, те и прижились. Вон, Аверин тот же. Ходил, ходил — да так и остался. Мне самому говорили: «Хочешь тоже быть в ЦК? Приходи». Я ответил, что такого членства в ЦК мне совершенно не надо. И в результате там подобрались люди… шелковые, полностью преданные председателю. Те, кто заглядывает ему в рот и ловит каждое слово. Вон. — Он назвал имя главной «звезды». — На нее уже невозможно смотреть. Превратилась в вампира. Что-то совершенно вампирское… В общем, все получилось именно так, как я предсказывал. Партию свою Лимонов никому не отдаст…

— Зачем она ему?

— Ну, как же! Кем бы он был, если бы не создал партию? Писателем вроде Ерофеева. Да, вроде бы всеми любимым. Но все равно потерявшимся. А политическая партия — это возможность подняться над литературой, над какой-то обыденностью. И войти в историю. Человек сам для себя решает, что в этой жизни он просто обязан сделать, чтобы считать жизнь состоявшейся… А Тишин… Его ведь не только показаниями держат. Если Тишин сейчас выйдет из партии, получится, что захват Минюста и жертва, принесенная севшими ребятами, — все было напрасно. Громов — тишинец, есть теперь такой термин. Он сел, чтобы поднять значение Тишина в партии… Я знаю, как создаются такие партии. Это ведь отличительная черта всех тоталитарных сект: заполнять собой жизнь человека целиком. Когда связи с внешним миром становятся все тоньше, их остается все меньше, а потом — не остается вообще. И у него уже нет и не может быть жизни вне этой секты, он себя без нее не мыслит. И потому естественно, что против этой секты он уже не пойдет, все порядки в ней он будет принимать безропотно… Я очень хорошо разбираюсь в парт-строительстве. В свое время я стоял у истоков кришнаитского движения в Латвии, знаю все эти механизмы. Я ушел оттуда, когда там начали крутиться просто сверхъестественные деньги…

— Так вы считаете, что НБП…

— НБП — секта. А насчет Абеля… Еще когда меня позвали участвовать в рижской акции, чтобы я перевел людей через границу, я сказал: «Звать меня будете Скрипачом». Это из фильма «Кин-дза-дза»: «Скрипач не нужен». Я тогда уже сразу знал, что тоже стану не нужен… Я отдал Абелю три свои рижские квартиры… Чтобы он мог теперь как-то существовать в Москве. У меня же не осталось ничего. Я себе теперь даже зубы не могу сделать. Чтобы сейчас сюда приехать, я у людей денег просил. А Абель не собирается ничего мне возвращать… И с Ниной Силиной я расстался. Потому что она вышла — и начала делать карьеру возле Лимонова. А я сказал: нет, я так не могу…

Я слушала его пять часов. Эк тебя торкнуло… Черт возьми, хоть какая-то от меня польза. Я старалась не думать, что было бы с человеком, не найди он в эту ночь свободные уши…