Религия бешеных

Я совершенно перестала быть женщиной. Я — чужая женщина. Почувствуйте разницу. Я-то ее чувствовала. И мне был к лицу мой статус. Хуже: это был мой выбор. Я могла общаться с кем угодно и сколько угодно. Я была за стеклом. Даже мужчина с титулом «самый идеальный» терял всякий смысл рядом с самым единственным… «Твоя честь — в верности…» Жена Цезаря вне подозрений…

Партсовет

На следующий день Соловей сказал, что не надо увлекаться сотрудничеством с другими партиями, иначе собственная «прекратит свое существование. Поэтому нам надо рассчитывать на свои силы.

И еще один вопрос. Вчера выбрали председателя партии. Но вчера забыли выбрать партсовет — реально действующий орган. Анатолий Тишин достоин быть в партсовете. Тишин зарекомендовал себя работой в партии, давайте выразим ему доверие…

Давайте выберем партсовет из тех людей, которым доверяют все участники съезда, и это должны быть люди, которые реально могут собираться каждый месяц в Москве. Я предлагаю выдать всем участникам бумаги, на которых каждый участник напишет три фамилии тех людей, которых он считает достойными. И двенадцать человек, которые займут первые двенадцать мест, станут партсоветом…».

И зал ведь проголосовал. Что было ключевым моментом…

Он спустился со сцены, стараясь не привлекать к себе внимание во время чужого выступления, проходя мимо, сжал мое плечо. Выждав несколько секунд, я пошла следом, размытым взглядом держа сразу всех людей, мимо которых он проходил. Вот ведь, нельзя отпускать одного… «Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе — охранять тебя на всех путях твоих. На руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею»…

Тайная вечеря

«Сокамерник» Голубовича слил мне его с потрохами. Сдав номер комнаты его подельника Николаева, к которому Алексей отправился после съезда. Я подняла трубку.

— Господина Голубовича я могу у вас найти?

— Господа в Париже остались…

Алексей не сразу подошел к телефону, я успела подумать: «Господа нацболы. Если вы не в состоянии выносить вежливое обращение, то почему вы думаете, что я буду терпеть вашу грубость?»

— Алексей, меня все покинули. Можно к вам?

— Ладно, заходи. Господин Соловей будет рад тебя видеть… Опа… Я прикусила губу. Я, кажется, попала… Попала в цель… Нет, Алексей Владимирович, господин Соловей не обрадуется. Ты ему сейчас большую свинью подложил…

Вот так, используя Голубовича как самый лучший на свете таран, я совершила свой «прорыв»: за его спиной пробралась-таки на их тайную вечерю. Сколько Соловей от меня их разборки ни скрывал…

Могу, когда хочу. Проходимец повышенной проходимости…

…Тишин и Соловей сидели в креслах у левой стены, вокруг стола расположились Голубович, Николаев, не идентифицированная мной шушера помельче. Если упомянут Соловей, значит, здесь пили…

Я пристроилась в сторонке. Итак, я своего все-таки добилась. Я наконец-то из первых рук узнаю, что же у них тут происходит. Очень уж мне этого хотелось…

Ну и змею ты, Сережа, пригрел. А я вползла сюда как змея. Просочилась. А кто бы мне стал препятствовать? Женщина главного зачинщика, центральной фигуры… Жена Цезаря вне подозрений…

…Правда, если цитировать библейский сюжет про Тайную вечерю, было не так просто определить, кто, кого и как предал.

С позиций официальной доктрины самым верным было запустить сюда отравляющий газ. И Соловей был абсолютно прав, что не брал меня с собой в эту гостиницу. Именно на случай отравляющего газа. Но журналист свою судьбу все равно найдет…

А вот внутри фракции отношения выстраивались запутаннее и сложнее. И мне все больше казалось, что здесь в любого можно ткнуть пальцем и процитировать: «…и Иуда, что и предал Его…»

Его — это значило: Соловья.

— Тишин, почему ты молчал? Почему вы все промолчали?!

Соловей был единственным, кто вообще теперь имел право голоса. Потому что он единственный в ответственный момент свой голос подал. Все же остальные уже так натренировались за сегодня молчать в тряпочку, что лучше бы они и дальше вовсе не раскрывали рта… Соловей мог предъявлять им теперь все, что считал нужным. И он действительно предъявлял.

Ответил Голубович:

— Меня Анатолий перед самым началом выловил в фойе — и сказал, что все отменяется. Я готовил большую речь…

— Тишин, что за х…я?!

Тишин… Если бы кто-нибудь другой выглядел так же, сероватой тенью неясно выделяясь на фоне обоев, я бы сказала, что он спекся…

— Меня держат за горло моими показаниями… А мне нельзя сейчас выходить из партии. У меня сын сидит, друг сидит…