Ну, я как бы немного опешил от этого видения «города обезьян». Они: чего встал, проходи. Я прошел: куда вещи поставить? Пока — здесь. А поскольку мне предыдущие сокамерники не объяснили, как все-таки надо себя вести, я в полном незнании. Я говорю: а есть вообще какое-нибудь незанятое место?
Вот здесь, с точки зрения зэка, я поступаю неправильно. Во-первых, слово «место», которое употребляется в негативном значении. Во-вторых, это вопрос, который вообще нельзя задавать в первую очередь. По идее, ты должен познакомиться с людьми, поговорить, на тебя должны посмотреть, составить свое представление, что ты за человек. Есть ли за тобой какие грехи или, наоборот, плюсы. Что у тебя за статья. Это называется: а кто ты по этой жизни, как ты намерен вообще жить. И тебе в итоге говорят: ложись-ка ты сюда, сюда или сюда, в зависимости от того, насколько ты полезный, добропорядочный, заслуженный или, наоборот, уже провинившийся человек. Все очень так, иерархично. «Да погоди ты — место, пройди, вон там с тобой поговорят».
Я прохожу поближе к окну, сидит так называемый смотрящий камеры, кличка у него Близнец. Вокруг него группка бывалых зэков. Камера общего режима. Это те, кто раньше сидел либо на малолетке, во взрослой тюрьме еще не сидел, либо те, кто первый раз судим. Редко кто по второму разу. «Откуда?» Вот там, оттуда. На митинге драка с милицией произошла. «И что ты там, мента избил?» — «Ну, того, которого мне приписывают, я его в глаза не видел. Там были столкновения, беспорядки…» — «А что ты там вообще делал?» — «Политическая акция». — «А на х… тебе это надо?»
Вообще, мир зэков, уголовный мир — он такой, исключительно материалистичный. Представить, что человек пошел и что-то делал из своих убеждений, потому что он считает нужным так поступить или иначе, — им это очень трудно дается осознать. В уголовной жизни подразумевают, что да — можно объявить голодовку из материалистических побуждений, можно вскрыть себе вены — из материалистических побуждений. Можно пойти на преступление: зарезать стукача, например. И это понимается и воспринимается логично. А что можно пойти на митинг и выступать там против чего-то — это значит больной на голову, на х… это надо.
Первая камера — я там просидел месяца два с хвостом. Я сейчас понимаю задним умом, большим опытом, что в принципе хата была непростая. Во-первых, меня бы в простую и не посадили. Во-вторых — там сидел человек, который на Бутырке сидел уже пять лет. Без суда. Какое-то дело там запутанное, процесс не идет. Понятно, что за пять лет пребывания он все ходы провентилировал. А эта тюремная жизнь имеет множество уровней. Она имеет такую подноготную, которую вообще не сразу видно. Туда попадаешь, видишь конечные результаты каких-то процессов. Но откуда все это берется, как это все генерируется, где те причины, которые побудили подобный исход, ты как бы не видишь. Ты видишь конечный результат, но суть вещей не понимаешь. Не понимаешь, как люди в камере взаимодействуют, не понимаешь, как вопросы можно решить, ты не знаешь какие-то связи. Я это все начал понимать только где-то к полугоду отсидки. Реально передо мной открылись какие-то тайные пружины. Как вообще, что это за мир, как все происходит. Потому что декларируется одно, а правда — другая. А делается — третье. А можно — так, а можно — по-другому.
Новичок попадает — он вообще не может сориентироваться. Он не понимает, как на самом деле в камере процессы происходят. Вообще, тюрьма — это такой кладезь, непознанный край для научных изысканий. Во-первых, там можно написать великолепные докторские диссертации по какой-нибудь групповой социальной психологии, по социологии неформальных групп. Садишься в камеру — и, не сходя с места, пишешь докторскую диссертацию. Для социолога — это просто рай, Клондайк. Настолько это наглядное пособие, идеальная модель закрытого, ограниченного общества, которое функционирует как двигатель внутреннего сгорания. Как часы. Все это можно наблюдать и с натуры описывать. А при определенном умении — генерировать определенные процессы.
Зэки — гениальные психологи. Опытный зэк — он настолько высокопсихологичен, что он абсолютно незнакомого человека определяет, понимает сущность человека просто, я не знаю, с минуты разговора. Причем с ничего не значащих вопросов. Стандартные вопросы: за что сидишь, какая статья. Еще что-то. Кто по жизни? По пяти-семи предложениям видит, что это за человек, что от него можно ожидать, насколько он опасен. Причем проколотить понты, как в фильме «Джентльмены удачи», «сколько я порезал, сколько перерезал», уже не выйдет, нет, ни х… не выйдет. Потому что есть так называемая невербальная информация, когда человек все равно нервничает. То есть он может как бы вести себя уверенно, но ногтем будет ковырять кресло. Вот буквально на таких полутонах ты все равно срежешься. И они эти полутона тоже воспринимают бессознательно…