Религия и мифология

Кроме того, это давало живым людям возможность помочь дорогим усопшим: можно заказывать заупокойные молитвы, можно жертвовать на монастыри и таким образом облегчить, сократить пребывание человека в чистилище. Стоит только представить себе, что должен был чувствовать человек, когда у него единственный выбор между раем и адом в будущем. И вспомнить знаменитое начало III песни «Ада» Данте, когда они вместе с Вергилием подходят ко входу в ад и видят надпись:

Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.
Был правдою мой Зодчий вдохновлен:
Я высшей силой, полнотой всезнанья
И первою любовью сотворен.
Древней меня лишь вечные созданья,
И с вечностью пребуду наравне.
Входящие, оставьте упованья.

И Данте, прочитав это, говорит:

Я, прочитав над входом, в вышине,
Такие знаки сумрачного цвета,
Сказал: «Учитель, смысл их страшен мне

[57].

Конечно, «вековечный стон» – это страшно, и поэтому душа просит как-то смягчить наказание. Именно чистилище и дает надежду, что все же вечных мучений можно избежать. Как происходит в буддийском аду, где души претерпевают ужасающие муки от жутких демонов, но впереди их ждет перерождение. То есть у них есть выход.

Чистилище – это, конечно, чисто католическая идея, но если говорить о восточном христианстве, то есть прекрасный, потрясающий древнерусский апокриф, который очень любил Достоевский, – «Хождение Богородицы по мукам». В нем описано, как Богородица спускается в ад и с ужасом, обливаясь слезами, видит мучения грешников. И, пройдя по аду, она умоляет своего сына облегчить их страдания. Она не может его заставить упразднить ад, но уговаривает его, чтобы с Великого Четверга, с четверга перед Пасхой, и до Троицыного дня мучений в аду не было.

Точно так же, как в еврейском Шеоле, по утверждению талмудических мудрецов, в субботу и по праздникам мучений не было. Мало того, там были особо укоренившиеся во грехе души, которые все-таки вызывают у меня большую симпатию, ничего не могу с собой поделать. В Шеоле есть огненные мучения, а есть ледяные горы. Лед вообще очень часто в людских представлениях сочетается с адом. И эти особо закоренелые грешники часть времени проводят в огне, а какое-то время обречены мучиться в ледяных горах. Возвращаясь оттуда, они приносят снег и рассыпают его рядом с огнем, от этого адское пламя становится слабее. Это воспринималось как отсутствие раскаяния и то, что они умудрялись грешить даже в аду, но, с другой стороны, с современной точки зрения такое поведение вызывает симпатию.

Говоря о загробном мире, нельзя упускать из виду еще одну важную вещь. Все сказанное выше показывает загробные миры как некие далекие страшные пространства где-то там под землей, или на небе, или за горами, или за морем. Туда, в эту далекую страну, в этот далекий путь отправляются души. Но наряду с этим представлением по всему миру существует и совершенно другое – противоречащее ему представление о том, что на самом деле умершие люди никуда не уходят, они остаются где-то здесь, неподалеку.

Memento mori. Мозаика. Национальный археологический музей Неаполя. I век до н. э.

И такие взгляды тоже пришли из глубокой древности. В XIX веке Миклухо-Маклай в Новой Гвинее обнаружил папуасские племена, которые хоронили покойников в своих хижинах. Труп заворачивали в коробку, которую подвешивали в хижине под потолком, разжигали на несколько дней огонь, чтобы тело как можно быстрее высохло. Кости потом просто выбрасывали, сохраняя, как правило, только челюсти. Нечто похожее обнаруживают и в первобытных захоронениях. Понятно, что такой обычай не может быть устойчивым и повсеместным просто по санитарным соображениям. Сколько дорогих усопших может без ущерба для живых вместить обитаемая хижина? Но идея, что они не уходят, была всегда и существует до сегодняшнего дня.

Оставаться здесь, в нашем мире, покойники могут двояко. С одной стороны, это могут быть те, чья душа не находит покоя: преступники, казненные и не преданные земле, те, кто умер насильственной смертью, или колдуны. Во всяком случае, те, кого знаменитый русский этнограф Дмитрий Зеленин назвал «заложными покойниками», потому что их могилу закладывали камнями и ветками.