Религиозные мотивы в русской поэзии

Песнопевец во имя Господа, Иоанн Дамаскин с нищенскою сумою бредет по земле, благословляя каждую былинку, ибо видит в ней проявление красоты творчества Господня. Но это низшая, ближайшая к земле суетная ее форма.

Какая сладость в жизни сей
Земной печали непричастна?
Чье ожиданье не напрасно
И где счастливый меж людей?
Всё то превратно и ничтожно.
Что мы с трудом приобрели,
Какая слава на земли
Стоит тверда и непреложна?
Всё пепел, призрак, тень и дым,
Исчезнет всё, как вихоръ пыльный,
И перед смертью мы стоим
И безоружны и бессильны.

В этих строках мы слышим как бы перепев ветхозаветного пессимизма Экклезиаста: «Всё суета сует и томление духа». Смерть – предел всему, за нею – тьма и небытие. Но ведь Новый Завет принес нам обетование искупленной кровью Спасителя вечной жизни. Предчувствует ли ее поэт Алексей Толстой? Провидит ли он своими духовными очами красоту обещанного праведному блаженства?

Провидит, нерушимо верует в нее и молит о ней устами Иоанна Дамаскина:

Тот, кто с вечною любовью
Воздавал за зло добром —
Избиен, покрытый кровью.
Венчан терновым венцом,
Всех с собой страданьем сближенных,
В жизни долею обиженных,
Угнетенных и униженных
Осенил своим крестом.
Вы, чьи лучшие стремления
Даром гибнут под ярмом,
Верьте, други, в избавление,
К Божью свету мы грядем.
Вы, кручиною согбенные,
Вы, цепями удрученные,
Вы Христу сопогребенные
Совоскреснете с Христом!

Душа человеческая представляется поэту ареной борьбы Добра и Зла. Он выражает это в драматической поэме «Дон Жуан»[66]. На тему рыцарского романа о неутомимом искателе красоты написано в мировой литературе около двухсот произведений всех жанров. И Байрон, и Пушкин, и Вольтер отдали дань этой теме. Но Алексей Толстой, по всей вероятности единственный из всех, трактует ее в мистическом, религиозном плане. Дон Жуан для него не неотразимый кавалер, покоритель женских сердец, не блестящий авантюрист и бретёр и даже не искатель красоты «вечной женственности», но одновременно избранник Бога и Сатаны. Могущество Добра и сила Зла сталкиваются и вступают в борьбу в душе Жуана. Он проходит все мирские соблазны, отдаваясь в их власть, но вместе с тем и преодолевает их своим стремлением к истинной, надземной красоте. Путь к ней он находит в отречении от земной красивости, в устремлении к высшему, неземному сиянию, к подвигу во имя Господне. Дон Жуан Алексея Толстого кончает свой земной путь, не проваливаясь в преисподнюю вместе со статуей командора, как изобразил это Пушкин, но вздымаясь к горним высотам на крыльях высшей, одухотворенной Господом любви.

Пути Творца необъяснимы,
Его судеб таинствен ход.
Всю жизнь обманами водимый
Теперь к сознанию придет!

Любовь есть сердца покаянье,

Любовь есть веры ключ живой.
Его спасет любви сознанье,
Не кончен путь его земной.

Назначение же поэта Алексей Толстой видит в разъяснении людям этого бесконечного пути вечной жизни, возносящего душу человеческую от земли к небу.

Во имя Господа Христа
Певец святые вдохновенья
Из сердца звучного излей[67]

,

взывает он к своим братьям по творчеству.

Созвучия (Языков, Баратынский, Мей, Майков, Полонский, Фет, Некрасов)

Большинство свершающих свой небесный путь планет имеет спутников. Эти спутники много меньше самих планет по размерам, но их движения подчинены путям светил. Одновременно с этим каждый спутник обладает и своим собственным путем, не нарушающим общего движения, но дополняющим его.

Тому же закону подчинены и парящие духом в надземном пространстве поэты. Почти каждый из крупнейших русских поэтов обладал своей, то большей, то меньшей плеядой или прямых его последователей или созвучных ему сердец. Самая крупная плеяда была, конечно, у величайшего из русских поэтов А.С. Пушкина. Не будем перечислять имен всех входивших в нее и назовем лишь Языкова, которого сам Пушкин считал «наиболее близким себе по языку».