Реликтовый мир

— Корас скоро будет готов, — отозвалась рогатая элиска. — Мы успеем. Тамаг бросила на него всю мощь. Что случилось в лагере?

— Цхак устроил засаду, — начал я, чувствуя вставший в горле комок.

Я рассказал о бое в лагере, о том, что паук спелся с Матерью кальдов. Когда я дошел до смерти Тиля то заметил, как кулачки Евы сжались. Гнев и скорбь элиски, успевшей привязаться к товарищу, отозвались во мне самом, но никак не находили выхода. На горечь потери наложилось ощущение приближающейся опасности.

Мы стояли в напряженной тишине, наблюдая за янтарными бликами на коконах Пшона, Линда и будущего кораса. Альба решила занять себя чем-нибудь, достала из своей сумки мешочек и стала складывать в него остатки созданной Даной еды.

— Не пропадать же добру, — пояснила охотница на наши взгляды.

Тихая трель возвестила об окончании восстановления Пшона. Янтарный кокон растворился. Броненосец дернулся, с хрустом расправил свою броню и принялся с беспокойством оглядываться.

— Спокойно, Пшон, — Альба подошла и поскребла зверя по макушке.

Следом завершилось лечение Линда. Буфон очнулся и непонимающе заморгал. Затем резко вскочил с ложа.

— Тиль… — начал Линд, но осекся и схватился за голову. — Я подвел…

— Ты не виноват, — я сжал подрагивающее плечо друга.

Воин внимательно посмотрел на меня. Затем обвел взглядом остальных и вздохнул.

— Мы оба хороши, — Линд покачал головой и горько усмехнулся. — Но не пытайся все взять на себя.

Комок, застрявший в горле, начал растворяться. Глаза защипало. Я понял, что во мне нет злости на паука, есть только злость на себя. Но как же наивна и глупа эта злость. Как-то незаметно я начал мнить себя хозяином судьбы. И вот, смерть Тиля показала, что это не так. Я получил болезненный щелчок по носу.

Даже сожаления о судьбе молодого буфона несут меньшую боль, чем осознание своей слабости. Я вдруг вспомнил, что совершенно не скорбел по старику Айтрану, ушедшему через Врата с новорожденным богом. В тот момент я принял это как данность. Сейчас же я пытаюсь сражаться в прошедшей битве, сопротивляюсь реальности. Вот откуда эта боль. Но гибель Тиля по сути ничем не отличается от ухода Айтрана. Я с удивлением почувствовал, что связь с обоими буфонами не исчезла совсем, а трансформировалась в нечто новое. Внутри шевельнулось тепло, и я ощутил словно кто-то едва заметно коснулся меня. Будто невесомые хлопки по моим плечам с двух сторон.

Я вздрогнул от тревожного звука. По стенам грота прошла волна вибрации. Огромный янтарный кокон со зреющим корасом засиял нестерпимо ярко. Все замерли, ощутив прикосновение тамаг к разуму. Короткой вспышкой в мозгу пронеслось сообщение без слов, образ надвигающейся опасности.

Мы принялись торопливо собираться и подходить к кокону, из которого уже начал проявляться наш гигант. Жаль, что мы успели сделать лишь одного.

— Все сходится, — вздохнул Линд. — Айтран говорил, что небесные моря раньше были на земле. Дыхание Прародителя испарило сияющие моря и подняло к небесам. Теперь небеса остынут и вернутся на землю, а вместо них наверх поднимутся черные моря и погрузят мир во тьму.

— Кажется, у элисов есть похожая легенда, — сказала Ева. — Только у нас моря и небеса — это старшие боги, что постоянно сражаются. И занимают место в зависимости от победы и поражения.

— Хорошее время, чтобы вернуться к своим, — проговорила Альба. — Если это конец, я хочу успеть подержать брата за руку. Надеюсь, вы не забыли об обещании доставить нас с Пшоном?

— Кораса мы все-таки нашли, — улыбнулся я и приобнял Дану. — И даже больше.

— Мы доставим вас, — кивнула Ева, а затем ее миниатюрное личико вытянулось в удивлении.

Янтарный кокон, занимавший половину зала, наконец растворился и открыл нашим глазам свое содержимое.

— Это что, корас? — выдохнула Ева.

Глава 29

В углублении в полу в позе эмбриона лежало огромное антрацитово-черное тело. Я припомнил корасов, которых видел до этого. Бугристого, в котором Дана свалилась с неба. И более крупного титана Евы, что был разобран практически до скелета в лаборатории моросов. То, что лежит сейчас перед нами, явно отличается от обоих. Изящное строение черного гиганта поражает своей гармоничностью. А плоть настолько темная, что поглощает окружающий свет и заставляет взгляд тонуть.

— Это не просто корас, — с хитрой улыбкой заявила Дана. — Это сама тамаг.

Будто дождавшись, пока ее представят, корас-тамаг плавным движением поднялась и уселась на корточки, едва не достав макушкой потолка грота. Есть что-то жутковатое в том, с какой грацией и бесшумностью двигается огромное тело. На тела проступили тонкие линии, сложившиеся в затейливые знаки.

Гигант издал низкий утробный звук, в его груди открылась и приглашающе засветилась полость. Тамакора, как я ее про себя окрестил, положила руки на колени и подстроила форму так, чтобы по ним удобно было подняться.

— Поразительно, — прошептала Альба, осторожно притронувшись к антрацитовой плоти гиганта. — Даже я чувствую отклик!