Читаем Реликварий ветров. Избранная лирика полностью

Реликварий ветров. Избранная лирика

Над соляной пустыней озера зависнет снежнымостровом мираж.С роднёй прокатятв «кадиллаках» напрокат свежеобрезанныеотроки, подобные лакомым сдобам с глазурью иизюмом, и чарку ракии в раю своёмсапфирно-изумрудном любовно опрокинетАтатюрк: буль-буль, и гюле-гюле[4].Набухнет подсеребряным ковром гробница дервиша с чалмою, ичаем яблочным – сквозь адский смрад носковпейзанских, – свернувшись в перламутровомларце, повеет борода святая.И будетластиться эгейская лазурь и бирюза – сквозьбархатные хляби, и станут русофилы-журавли —в стерне седой раздумчиво шагать, пока предвечныйхор цикад звенит в серебряных оливах: «великАллах, велииик…» – до первой крови смертного закатана Мармаре, где, мраморны, где, мармеладны,струятся Принцевы в томленьях острова.

1. VIII.1997. Бодрум

Вивальди, или Удовольствие

Утро. В парижской мансарде, грешный,я брился, слушая бодрый концерт «Il piacere».За тонкой стенкой пружины заскрипели почтичто в такт, и к финалу второго аллегрососедка взвыла звероподобно ивозмычал сосед.И вспомнила душа, как в опереотшедшей задёргивались занавески лож, каксыпались потом из них в партерплебейский куплеты и весомые плевки, как изканалов шёлковых, зловонных вылавливалипо утрам младенцев вздутые тельцакрюками.Теперь он спит, тщедушнейшийастматик, в промозгло чуждой Венена нищем кладбище больничном. Таквой, сосед, вопи, соседка, на карнавалеРыжего Аббата: под клавесинтоски, под флейту ласкимы выплываемв зимнюю лагунупослушать посторгазменноеларго.Кому-то скверно, кому-то славно, новсё как должно, да, всё как надо у водопадаблаженств барочных – во всех отыгранных,отлюбленных, во всехнанизанных мирах.

9. II.1998. Париж

Приземление

Этот вечер – пустой и прозрачный,как протянутая рука,эти ангелы в кукольной Праге,эти кролики в Руасси, этотя в филигранной печали —эмигрант незабудкой души инатёртою вздохами кожей – назакатной июльской земле.

30. VII.1998. Париж

«Мою мансарду ранил ураган…»

…И рухнет вся моя мансардаС её мансардным барахлом.

К. Померанцев

Мою мансарду ранил ураганконца двадцатогостолетья. Расплылись письмаи слиплись взгляды фотографийлюбимых, посторонних и врагов,великих городов набухли видыи насмерть захлебнулся телефондалёкими родными голосами.И лишь на блоковском челешершавом означилось прозрачноелобзанье тысячелетия иногоот Твоего, о Боже, Рождества.

I.2000. Париж