Реликварий ветров. Избранная лирика

Тесна мне комната моя – о как! —
и заключающий дворец, чьи пропады дурят.
Мне Город тесен, что похож на вечность —
там она! – и чей отлив заботит так,
как покидающая кровь. И что тесней
уединения, что страстной слабости к тебе ли, к вам?
Размины горло перевьют, и возлетаем —
вислый флаг. Теснее музыки и книг
лишь сны, что ловят нас. А дальше НО,
и это парк. Лишь НО просторно нам.
О повидавшие конец, он ваш – но не его.
Он место, где случался Бог. Следы очей
и стоп Его там проницают грудь и лоб.
Там времена проводят всё сквозь воды и
листы – всё, что не нужно никому: зачем оно холмам,
к которым юности сбрелись – пространные о как!

4. XI.1979. Нов. Гавань

Старушка

…Аль выцвела? – всё не могла
я рамочку отдать и прятала,
да нет её… Цветков пужалась,
и только в глазоньки кота
глядела, будь темень денная,
полуночная будь. Да Господи,
уж год, как милого мне мальчик
в кусточках тех зарыл. А всё
не плакала, и вот… Эх, милый,
сегодня солнышко чуть свет на пальцы
легло, да их уж не согнуть,
и слёзы Бог послал, как девочкой
лила: всё радуги и дальний будто
звон. Уж, верно, ждут родные и
пора приходит. Так-то, милый.
Поди, поди. Теперь чего уж…

21. VIII.1979. Озеро Мичиган

Зимний пейзаж Лейтенса в Эрмитаже

По стали льда неверными шагами
плюмажи тополей в луче гранёном
сюда грядут – до венистого дуба;
и вдруг – возлюбленное чудо! – в обратную
со спинами, несомыми коньками,
кустами, крестиками птиц, небес
морщинами – до дыма крыш и белых башен,
где сразу ясно нам: то удалялись тополя
от дуба, вдаль, по льду – и льдами же
вернулись, а мы глазели в тяжкие
шелка, которыми окинуто полнеба,
которое кривит стеклистая вода,
которая нас за нос и водила
по стали льда неверными шагами.

10. I.1980. Нов. Гавань

Американскому рецензенту Марины Цветаевой

Литературоеденье – грех супротив
природы. Не гундось же, гаер старый, кто
с кем спал. Твоя заслуга – грыжа
только на весах, непристойнейший реванш
за нарыв бесплодия. В прибыльной заботе
обузданья чуда он тебя наставит,
серенький компьютер. Вспомнил:
в стареньком журнале – попугай
Наполеона! Старый-старый, голый —
голый. Он кормился с треуголки,
ты – с елабужского гроба.

7. V.1980. Нов. Гавань

Поэт за окном

Алексису Ранниту