Ремарк и миражи

Изысканная картина, открывшаяся их любопытным взглядам, завораживала. От гребня горного хребта, на котором в тот момент находились путники, к предгорьям спускались четыре извилистые лощины, заросшие невысокими кустами боярышника и дикого орешника. И правая, самая широкая из них, плавно «вливалась» в плоские бесконечные равнины, на которых беззаботно паслись — многочисленными тёмными и буро-пёстрыми точками — неисчислимые стада неизвестных животных. Вблизи предгорий равнины были светло-светло-зелёными, но — по мере удаления от хребта — их цвет постепенно менялся, превращаясь из зелёного в светло-серый, а из серого — в нежно-сиреневый. Линия же горизонта была скрыта плотной, небесно-голубой туманной дымкой.

— Что это такое? — зачарованно, почти не дыша, спросила Инэс. — Как называется данное чудо?

— Наверное, знаменитые чилийские льяносы, — предположил Роберт. — Их ещё иногда называют — «голубой пампой». Земной Эдем — для крупнорогатого скота и прочих парнокопытных животных. Но…

— В чём дело?

— Я не думал, что до чилийской границы — так близко…. Может, это они и есть, «стационарные» миражи, про которые нам толковал многоуважаемый дон Василий? Мол: — «В этом случае у конкретного предмета может быть как истинное, так и мнимое «изображение». Причём, это «мнимое изображение» может быть удалено от «истинного» на многие сотни и даже тысячи километров…». Можно смело предположить, что сейчас мы с тобой наблюдаем не сами чилийские льяносы, а только их «мнимое изображение», перенесённое сюда на «энное» количество километров, благодаря причудливому преломлению и отражению солнечных лучей…. Линия горизонта, опять же, скрыта за плотной, небесно-голубой туманной дымкой. Всё, как говорится, одно к одному. Так-с, подожди, только бинокль достану из походного планшета…

— А за этими «мнимыми льяносами» и скрывается легендарная крепость Кельчуа? — оживилась Инни.

— Было бы неплохо.

— И что мы предпримем?

— Будем спускаться к льяносам, — отведя бинокль от глаз, решил Роберт. — Понимаешь, тут такое дело. Когда к миражу подходишь достаточно близко, то он исчезает-пропадает.

— Сразу — исчезает? Был — и пропал?

— Нет, конечно же. Сперва конкретный мираж — по мере приближения к нему — начинает слегка подрагивать. Потом становится полупрозрачным. И, в конечном итоге, «испаряется»…. Всё понятно? Тогда — за мной…

Спуск с водораздела — по крутому горному склону — проходил достаточно непросто: подошвы армейских ботинок и широкие копыта мулов постоянно скользили на влажной чёрной гальке, нещадно донимали взявшиеся невесть откуда слепни и оводы, а ещё — время от времени — приходилось обходить стороной многочисленные разноцветные валуны, скатившиеся когда-то с ближайшего хребта.

Только через полтора часа, прилично вымотавшись, они оказались на относительно ровной площадке.

— Привал, отдыхаем, — смахнув рукавом куртки пот со лба, объявил Роберт и тут же насторожился. — Что это за звуки?

— Трудно сказать, — старательно прислушиваясь, засомневалась Инэс. — Может, это кто-то мычит? Ну, там, в чилийских льяносах?

— Мычит?

— Ага. Точно такие же звуки обычно издают большие коровьи стада, бредущие на водопой. По крайней мере, в нашей Австралии…

— Вот же, чёрт! — зло сплюнул под ноги Роберт.

— Что случилось, милый?

— Ничего страшного. Просто мы пошли по ложному пути и потеряли целую кучу времени.

— С чего ты так решил?

— Миражи, милая, это насквозь оптическое явление. Да, «мнимое изображение» может переноситься на много-много километров. Но только само изображение, безо всяких там «мнимых звуков»…. Короче говоря, перед нами — самые настоящие чилийские льяносы, с самыми настоящими коровами и быками. Ничего не попишешь, но надо возвращаться на водораздел.

— Возвращаться? — предсказуемо заныла Инни. — То есть, лезть наверх по этим противным мокрым камушкам? Но зачем?

— Конечно, чтобы внимательно осмотреть три других ущелья. Как известно, сверху видно практически всё…. И не надо, пожалуйста, спорить. Так надо, любимая. За мной…

Жена, немного поворчав, с перспективой предстоящего подъёма на водораздел смирилась достаточно быстро. Чего нельзя было сказать о мулах. Усталые животные никак не могли понять, ради чего надо совершать такие дурацкие — на их взгляд — манёвры: изо всех сил упирались копытами и, с вожделением посматривая в сторону светло-голубых травянистых льяносов, отчаянно мотали ушастыми головами.

Как бы там не было, но через четыре часа — усталые, пропотевшие и на совесть искусанные злобными оводами-слепнями — они выбрались на перевал.

Выбрались, отдышались, попили водички из алюминиевых походных фляг, слегка перекусили, снова попили водички. Ну, а после этого немного поцеловались — молодожёны, как-никак.

— У нас, милый, дела, — неохотно отводя горячие губы в сторону, напомнила Инни. — Важные-важные такие, а ещё и безотлагательные. Мы же, если ты подзабыл, кровавого маньяка ловим…

— Ловим, — с сожалением снимая ладони с податливой женской спины, согласился Роберт. — Маньяка, будь он неладен…. Ладно, приступаем к осмотру.

— Чур, я первая воспользуюсь биноклем.