Ремарк и оригами

Рядом с ближайшим перекрёстком стоял тёмно-зелёный внедорожник с затемнёнными стёклами. Слегка приоткрылось боковое окошко со стороны водителя, и через образовавшуюся щель наружу высунулась кисть руки. Мужской руки? Женской? Трудно сказать, так как на пальцах никаких колец-перстней не наблюдалось, как и браслетов на запястье. Кисть руки, совершив несколько приветственных взмахов, спряталась обратно. Стекло закрылось. Машина, взвизгнув покрышками, резко сорвалась с места…

А ещё через секунду прогремел оглушительный взрыв, сопровождавшийся дружным «стекольным» звоном.

Взрывной волной Роберта отбросило на несколько метров в сторону и качественно припечатало о ближайшую стену…

Глава восемнадцатая Подозреваемая за номером — «один»

Роберт приоткрыл глаза.

«Какая-то рельефная светло-бежевая поверхность», — лениво зашелестело в голове. — «Ага, это, наверное, она и есть, стенка, об которую меня только что шандарахнуло…. А почему вокруг так тихо? И из правого уха капает какая-то жидкость…. Надо поднести к уху палец, а потом лизнуть его…. Ага, солёненькая. Не иначе, кровь. Значит, рвануло качественно, даже барабанные перепонки пострадали…. Но почему же, чёрт побери, так тихо? Может, я оглох?».

Он медленно перевернулся, встал на четвереньки, стараясь не порезать ладони рук об острые стеклянные осколки, валявшиеся на полу, и осторожно потряс головой. Постепенно слух полностью восстановился.

— А-а-а! У-у-у! — отчаянно вопил хриплый мужской голос, полный нестерпимой боли и откровенного ужаса. — У-у-у! А-а-а!

А ещё пахло чем-то палёным. То есть, свежей гарью.

Роберт повернул голову на крик и непроизвольно зажмурился: ало-розовое пламя было очень ярким.

«Пламя, охватившее человеческий, отчаянно-дёргающийся силуэт», — уточнил невозмутимый внутренний голос. — «А орёт Чак Полански — словно бродячий кот, которого несмышлёные мальчишки облили бензином и подожгли…. Ещё и столик горит, и пол рядом с ним, и портфель. Как бы, тьфу-тьфу-тьфу, конечно, шторы не вспыхнули…. Какая же эта Анна Сальгадо предусмотрительная и разумная особа: совершенно сознательно закрепила под столешницей бомбу с зажигательной «начинкой», чтобы и все документы-фотографии, содержавшиеся в кожаном портфеле Мистера, сгорели бы дотла. Высочайший и коварный профессионализм, так его и растак, ничего не скажешь…».

В ресторанный зал — со стороны запасного входа — ворвались телохранители в угольно-чёрных костюмах, с красно-бордовыми огнетушителями в руках.

— Ш-ш-ш-ш! — зло и отчаянно зашипела, встречаясь с пламенем, белоснежная пышная пена. — Ш-ш-ш-ш-ш…

Буквально за полминуты пожар успешно ликвидировали, а после этого Роберт был задержан, подвергнут тщательному обыску, усажен в чёрный «Мерседес» и доставлен в сиднейский офис Агентства национальной безопасности Австралии. Естественно, что и мобильный телефон у него отобрали почти сразу же.

В офисе Агентства его — сугубо наспех — осмотрел седобородый пожилой доктор и, накапав в уши каких-то вонючих капель, передал в распоряжение сердитых и недоверчивых следователей.

Состоялся двухчасовой активный и жёсткий допрос, в процессе которого Роберт рассказал «параллельным» коллегам — всё и достаточно подробно — о ключевых этапах и эпизодах расследования по «журавлиному» делу. В том смысле, что всё, кроме пикантных обстоятельств успешного побега русского капитана Алексея Тихонова из психиатрической клиники «Триест».

После этого ему дали подписать протокол допроса и отвели в одиночную комфортабельную камеру.

«Плохи наши дела, братец», — надоедливо нашептывал расстроенный внутренний голос. — «Что называется, хуже не бывает…. Нет, в тюрьму-то тебя, конечно, не посадят, потому как предъявить — по-серьёзному — нечего. Но «журавлиное» расследование теперь, поверь мне, затормозится. Причём, окончательно и бесповоротно…».

В семь пятнадцать вечера в камеру к Роберту, опираясь на чёрную массивную трость, вошёл Прокурор штата.

Вошёл, окинул подчинённого откровенно-неодобрительным взглядом и, сердито пошевелив пышными седыми усами, известил: