Читаем Ремарки полностью

нет дороги в ломаном пути,

и в груди растущее томленье

растопчу. И сердце не спасти…

Отчего так манит бездорожье,

одичало-вольные поля…

Чувствую всем существом и кожей,

как рыдает скорбная земля.

/2010/

В СИНЕВЕ ПОДНЕБЕСНОЙ БЕЗМОЛВИЕ…

В синеве поднебесной – безмолвие,

тает белою дымкой печаль,

поцелую я в губы бескровные

уходящего в вечную даль.

Ни о чем не жалею, угасшая;

страшно тихо в безветрии дня,

всё проходит листвою опавшею,

всё проходит, как юность моя.

Не тревожится сердце усталое,

меркнет память в дорожной пыли,

вдалеке еще теплится алое

из навеки уснувшей земли.

/2010/

СТОЮ ОПЯТЬ Я НА РАСПУТЬЕ…

Стою опять я на распутье

объятых пламенем дорог,

распался призрачною ртутью

тобой покинутый чертог.

Даль позвала неумолимо

в химерах сладостных огня,

твой гордый конь промчался мимо,

не дрогнув сердцем на меня.

Тоскливо-горестно вздыхает

равнинный ветер. Ночь свежа.

Вдали так страшно полыхает

Вдруг опустевшая межа.

/2010/

ПОЭТАМ

Вечер наполняется тревогой,

ширится предсумрачными снами,

словно перед дальнею дорогой

сердце зажигается огнями.

Видишь, как незыблемы желанья

странников, не знающих приюта!

Тяжки бесконечные скитанья –

комната становится каютой.

Разве нами выбрана дорога?

Ветры управляют парусами.

Я спрошу когда-нибудь у Бога:

«Был ли путь начертан небесами…»

/2010/

А Я ДУМАЛА: СЕРДЦЕ СЛОМАНО…

А я думала:

сердце сломано,

льдами скованно,

солнцем выжжено,

а я думала:

станет холодно

на Земле седой

и над крышами.

Только вдруг шаги

еле слышные, –

и уже в комок

сердце сникшее,

мы с тобою здесь

люди пришлые,

и не на Земле,

и не с Высшими.

И не та любовь,

детством ставшая,

растворила всё,

как расплавила,

а твои глаза,

повидавшие

все дороги жизни,

ее правила.

Отчего к тебе

меня тянет так,

и не сделать вдох –

сердце сдавлено,

словно на Земле

нить натянута –

шаг назад – и крик

гаснет сдавленно.

Назовешь своей –

слезы праведно,

грешная любовь –

разве правильно…

Только всё во мне

пляшет завидно:

что за счастье все ж

нам подарено.

А я думала:

сердце сломано,

льдами скованно,

солнцем выжжено,

только мы с тобой

греем холодом

и не на Земле,

и не с Высшими.

Только мы с тобой

греем холодом.

/2009/

Я В ЭТОМ ПОЛУСУМРАКЕ

Я в этом полусумраке – светило.

Распахнута перед тобой.

Глаза в глаза – и больше нету силы

дрожать душевной наготой.

Рукой коснусь – и вниз температура

до бездыханья самого.

Как холодно быть тенью абажура

без обожанья твоего.

И ты давно все знаешь, ты мудрее,

и улыбаясь на меня,

всё кутаешь мне плечи потеплее,

чтоб не замерзла от тебя.

Но уходя в сырой туман по росам,

я оглянусь, дыханье затая,

ты будешь помнить запахи и косы,

не расплетенные сегодня для тебя.

/2008/

ПРОХОЖИЙ И КОРОНА

Каблуков равнодушные стуки,

грустный звук, повторяющий: «город».

В белых варежках теплые руки,

и над городом серые своды.

Очертания черные зданий,

небо – клочья балконов и лоджий.

Может с вами встречались мы ране

до волнения мрачный прохожий?…

Может там, где закат догорает,

мы дышали не каменной ложью,

оглянитесь, сомненье не знает,

что вы всё и сейчас мне, быть может…

Звук звенящий разлился глубоко –

и ни вскрика, ни вздоха, ни стона…

На пустой мостовой одиноко

вдруг упавшая чья-то корона…

/2006/

МЧУСЬ ОПЯТЬ В ЛУГОВЫЕ ДАЛИ

Мчусь опять в луговые дали,

золотится под солнцем рожь.

Вся ты Русь моя, полинялая,

и опять та же в сердце дрожь.

Где найти мне Страну Побега?

На восходе ль златистом том?

Боже! Песня под синью неба –

и опять к горлу слезный ком.

Как мне жить, когда в далях пьяный,

не умолкнувший горький зов.

Золотой переходит в алый,

и опять под ногами ров.

Где ты? сердце! Я так устала

разбиваться о твердый лед!

Я когда-то так ясно знала

твой мучительно-сладкий рот!

Мчусь опять в луговые дали,

золотится под солнцем рожь.

Этот желтый восход и алый

так на душу твою похож!

/2006/

Я НАДЕЛА ЧЕРНОЕ ПЛАТЬЕ…

Я надела черное платье,

что б казаться еще светлей.

Ты сжимаешь мое запястье –

я печалью кажусь сильней.

Невоскресшее – не встревожить.

Громко падает вниз бокал,

как вино разлилось, быть может,

всё, что ты неустанно ждал.

Так восторженно-необъятно

растуманила томность грудь,

и на отблесках алых заката

прорисована чья-то грусть.

Прикоснулся к губам, как вечность.

В поцелуе невинном – ночь.

Так мне будет, наверно, легче,

если вырваться снова прочь.

Что любовь твоя мне – награда?

Что моя любовь мне – печаль?

Не смотри на меня, не надо:

мне тебя еще больше жаль.

Я надела черное платье,

что б казаться еще светлей.

Отпусти ты мое запястье

от касанья еще тяжелей.

/2003/

Я В ЭТОМ ГОРОДЕ ЧУЖАЯ…

Я в этом городе чужая.

Как бездна ветер холодов,

и даже свет не различая,

я рвусь туда, где мрак следов.

О, как мне сладостно и больно,

томишь предчувствием слепым,

за горизонтом даль напомнит

о недосказанности зим.

Ночь в этом городе – погоня,

всё небо красное в огне,

и тень твоя печальным стоном,

как вызов в зимней тишине.

Я в этом городе чужая,

пусть ночь горит и мрачен дым –

какое счастье, что, вдыхая,

мы дышим воздухом одним.

/2003/

ЗАСТЫЛО МГНОВЕНЬЕ БЛЕДНОЕ…

Застыло мгновенье бледное,

как будто зима над осенью,

и ваше лицо надменное,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1820–1830-х годов. Том 2
Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Константин Петрович Масальский , Лукьян Андреевич Якубович , Нестор Васильевич Кукольник , Николай Михайлович Сатин , Семён Егорович Раич

Поэзия / Стихи и поэзия