Рембрандт

Торговцы картинами братья Данкертсы выставили для продажи полученные у Рембрандта в конце лета гравюры, сделанные им во время пребывания в Ватерланде, а также его офорты на библейские сюжеты. Часть этих взятых ими на комиссию работ они отправили в Париж торговой фирме М. Шиартр, с которой около двадцати лет поддерживают деловые связи.

Против ожидания, они за одну неделю распродали почти всю партию рембрандтовских гравюр. Из Парижа вместе с векселями и отчетами поступили срочные запросы, нельзя ли получить еще каких-либо работ de grand maistre hollandais — великого голландского мастера; люди дрались из-за его офортов, и цены на них день ото дня росли.

Данкертсы многозначительно переглянулись и, не теряя дорогого времени, послали в Париж новую, хотя и меньшую партию оттисков, «которые им лишь с превеликим трудом удалось получить у мастера». А между тем, как бы случайно заглянув к Рембрандту, они мимоходом осведомились, нет ли у него еще каких-нибудь рисунков: как ни странно, в Париже на них большой спрос…

«Великий голландский мастер» не понимал, что торговцы попросту надувают его. С радостью взял он предложенные ими несколько сот гульденов — он уже давно задумал купить у Гуго Аллардта папку с рисунками Микельанджело. Рембрандт пообещал торговцам, что вскоре пришлет им новые работы.

Братья Данкертсы каждую неделю справлялись насчет обещанных рисунков, разумеется, с величайшей осторожностью, — боже сохрани спугнуть доверие Рембрандта. Художник упорно и напряженно работал, радуясь возможности вновь продавать свои рисунки. Он приобрел новый печатный станок и распорядился, чтобы младшие ученики энергично помогали печатать оттиски. Все в доме были вовлечены в эту работу.

Между тем у Данкертсов ежедневно собирались любители искусства, с трепетным, лихорадочным интересом ожидая последних гравюр Рембрандта; даже находившиеся в Амстердаме иностранцы, узнав об этом, обивали пороги у Данкертсов. О Рембрандте заговорили с такой же страстностью и азартом, как двадцать лет назад.

Но вот как-то вечером к художнику заглянул Геркулес Сегерс.

Шел проливной осенний дождь. Стареющий гравер-пейзажист казался еще более изможденным, чем когда-либо. Он дрожал от холода в своем поношенном плаще. Лишь отогревшись немного в теплой мастерской друга и выпив стакан вина, он смог внятно заговорить.

— Твои рисунки нарасхват, люди дерутся, чтобы заполучить их.

Рембрандт, покрывавший лаком картину, взглянул на Сегерса с удивлением:

— Что ты хочешь этим сказать?

— На твои последние работы большой спрос!

— Да, Данкертсы взяли у меня для просмотра сотни две оттисков.

— Они распроданы!

Рембрандт пожал плечами:

— Наверное, за прекрасные посулы? Я получил ничтожную сумму, хотя теперь рад всему, что дают…

— Да нет, не за посулы! За наличные, чистоганом! Как раз сегодня у них вечером очередной расчет с покупателями! В прошлый раз я присутствовал при таком расчете. Деньги так и сыпались на прилавок. Целыми сотнями, если не больше…

Художник потряс своего друга за плечи.

— Сегерс! Ты что-то путаешь! Стареешь, видно. Должно быть, ты видел чужие картины, картины какого-нибудь иностранца — фламандского или итальянского живописца!

Геркулес Сегерс покачал головой:

— Это были твои офорты. Не знаю я разве твоей манеры?

Рембрандт молча шагал из угла в угол.

— Почему ты не ходишь на аукционы? В последнее время ты совсем не бываешь в городе. Им поэтому ничего не стоит обмануть тебя!

— Обмануть?

В глазах Рембрандта вспыхнула гневная искорка. Ему вдруг стало тесно в комнате. Широким, тяжелым шагом ходил он из угла в угол.

— А о Шиартре речи там не было?

— Была. Данкертсы получили от него не одну тысячу, говорят.

Воцарилась мертвая тишина. Ее нарушало только тяжелое дыхание Рембрандта. Но вот он заговорил:

— Ну, а что Клеменс де Йонге?

— Как, он у тебя не был? Он не принес тебе денег?

Рембрандт так и подскочил:

— Денег? Да я уже много лет не видел от него никаких денег! — И он болезненно и язвительно рассмеялся.

— Де Йонге распродал почти все твои офорты, — сказал Сегерс. — Кому ничего не досталось у Данкертсов, тот шел к Клеменсу, который успел оповестить всех, что у него еще имеется кое-что из твоих работ. Ты теперь в моде, как никогда!

— В моде?

Они посмотрели друг на друга. Сегерс покачивал головой, а у Рембрандта вздернулась верхняя губа — ни дать ни взять волк, готовый взвыть, затравленный и разъяренный.

— А еще называют себя друзьями! — воскликнул он. — Друзья! Где пахнет деньгами, там кончается их дружба. Но и моему терпению может наступить конец!..

Он бросился в прихожую и вернулся в плаще и шляпе. Сегерс встал, собираясь пойти вместе с ним, но от слабости у него дрожали колени, и Рембрандт насильно усадил его.

— Подожди меня здесь, я сейчас вернусь. Скажу только Хендрикье, чтобы приготовила ужин.

Сегерс слышал, как он что-то сказал на кухне и певучий голос Хендрикье ему ответил. Потом входная дверь со стуком захлопнулась.